Римская волчица. Часть 2
Шрифт:
«Гадес сошелся с Персефоной, — вспомнилось ей так ясно, будто этот сон случился сейчас. — Планеты сойдут со своих орбит».
Ради этого? Ради этого я потеряла юношу, который мог бы быть мне сыном. Возлюбленного, который мог бы быть мне братом. Брата, который…
У меня все еще есть брат.
«Антоний. Ответь, когда сможешь. Надо поговорить».
Но его контакт даже не горел зеленым. Должно быть, тоже занят подготовкой к триумфу.
Электра вгляделась в картинку, теперь с испытующей жадностью. Глаза она тоже вспомнила — так смотрел в камеру
«Это мои ночные соколы…»
Получается, на Марселе сейчас находился правящий принц Раззии Асар Ардаши, собственной персоной. Обжигал свои глиняные фигурки, раздувал горн, по лицу его пробегали алые сполохи. Дрожала вода в графине, тикал таймер бомбы.
А она во сне приняла его за Люца.
Как будто темный его двойник, мрачный близнец — смуглая кожа, прозрачные зеленые глаза, темные волосы — что у Люция сияет, то у этого темно. Да нет, нет, все-таки не похожи — тот, на балконе, был выше, шире в плечах, черты его тяжелее.
Корни планов Анны Ариадны Лицинии лежали где-то в кровавой темноте. Не достать, не докопаться.
Что ж, значит, они подождут. Сейчас надо пойти на главную палубу. Войска заслужили свой триумф.
***
Диктатор и дуумвир великого Рима Гай Августин Тарквиний остался, наконец, один. В последнее время одиночество было роскошью, которую нельзя получить ни за какие баллы. Он включил трансляцию — прямой рапорт от Конрада Тарквиния, запись личного триумфа Дианы Электры Флавии, диктатора и дуумвира Великого Рима, и Люция Константина Аурелия, магистра эквитум, адмирала объединенного флота. Стоя навытяжку перед нескончаемыми шеренгами легионеров и пилотов, эти двое сияли белым, золотым, хрустальным. Неужели никто не видит, какая у них выправка, стать, какое нечеловеческое пренебрежение к обстоятельствам, как они похожи друг на друга и не похожи больше ни на кого.
«Вот волчата, которые разорвут Рим, — сказала ему Анна когда-то. — Каждый из них способен вести за собой людей, видеть и создавать будущее, а вместе им будет тесно. Я посеяла зубы дракона, и они взойдут, когда настанет время».
Ошибся ли я, сохранив их жизни? Или, напротив, сейчас, когда случилось то, чего мы не ждали и не могли предсказать, когда синяя смерть пришла с небес, жестокая и неотвратимая — эти двое спасут нас всех? Как далеко они стоят друг от друга — не в силах ни соединиться, ни разорвать свою связь. Жестокий эксперимент одержимой женщины, небесные близнецы, гибель для Рима существующего и завязь Рима Нового.
Пернатые змеи. Драконы. Аполлон и Артемида.
Да и возможно ли причинить им вред, когда даже существо из подземного мира, тот беловолосый тайи, стало на их сторону. Мог ли он сделать что-то им, хотя пощадил ее.
Точнее — она пощадила его.
Память иногда хочется выжечь, но она не думает даже замутиться. Гай прикрыл глаза, стирая слепящее видение двух триумфаторов — он в белом небесном и она — в белом траурном. Так и не надела алое. В прошлом, как в темной тяжелой земле, лежали корни. Истоки. Зубы дракона.
***
Десять лет назад, где-то в римском космическом пространстве
Мы с тобой нескоро увидимся, сказала Анна. Давай хорошо попрощаемся.
Она сказала это после любви, и потом была еще любовь, а потом он спросил — почему нескоро.
Будет большая война.
Большая, но быстрая, ответил он. Все как мы спланировали.
А какой был гладкий план. Анна с Махайродом стремительно ударят по Халифату, я поддержу их в сенате; после первых побед сенат признает статус кво и направит к ним в помощь Первый космический. Я полечу с ним как трибун. Халифат будет разобщен, мы разобьем его ядро, распавшиеся куски не будут представлять угрозы; Рим их постепенно доест, а мы вернемся триумфаторами. Каждый из нас получит то, чего хотел.
— Ты не понимаешь. — Анна лежала на спине, губы ее едва шевельнулись. — Будет большая война. Я хочу, чтобы ты был на моей стороне. С открытыми глазами, не так, как Горацио или Альбин.
Он повернул к ней лицо, накрутил прядь на палец. Они лежали рядом и смотрели в прозрачный потолок космической станции, над их запрокинутыми лицами вращались по бесконечному кругу звезды, корабли, спутники. Как в часах или армиллярной сфере, все двигалось по своей чудесно рассчитанной траектории. Размеренно. Неостановимо.
— Разве мы не на одной стороне?
— Ты еще не понял? Мы не пойдем на Халифат.
Гай приподнялся на локте, всмотрелся в ее лицо. Удивления он не почувствовал, хотя должен был.
— Мой флот не пойдет к Форпосту, Второй ближе, — торопясь, будто бы он собирался вот-вот заткнуть ее, сказала Анна. — Я пойду к Земле. Рим будет воевать с Римом.
— Почему?
— Потому что без этого не получится всего того, что мы хотели построить. Рим должен измениться. Рим должен отдать человечеству то, что у него отнял. Историю. Движение времени. Без движения нет жизни.
Она говорила и выглядывала в его лице хоть какое-то изменение, тень понимания. Но он молчал. Быстро считал про себя, что теперь нужно сделать в первую очередь.
— Ты с самого начала это планировала?
Конечно. Зачем спрашивать. Врагов держи близко, а любовников еще ближе.
Он отстранил ее, сбросил покрывало и начал одеваться.
— Ты хочешь обрушить Рим в самое себя. Сломать ему хребет, вот что ты хочешь. Уничтожить всех нас.
— Нет. Я хочу освободить Рим от цепей.
— С чего ты взяла, что Рим в цепях. Ты что же, назначила Конрада на растерзание, заранее? И всех его людей? Анна, да что с тобой!
— Я же была на Авле. Я видела гробницы пророков… — она тоже встала и уставилась на него — нагая, высокая, стройная, с разметавшимися пепельными волосами.
Злость вскипела в нем, как расплавленное железо — и жгла так же.
Не говори ничего! Не разрушай то хрупкое, что у нас осталось, хотелось ему выкрикнуть.
Но она продолжала говорить. Хотелось ударить ее. Или зажать уши и выбежать.