Римские рассказы
Шрифт:
— Как дела, Чезаре? — спросил я растерянно.
— Сойдем на минутку, — сказал он. — Мне надо поговорить с тобой.
Не знаю почему, у меня мелькнула надежда, что я найду способ оставить у себя деньги, которые я был должен Оттавио. Я кивнул в знак согласия и стал пробираться к выходу. Трамвай остановился у вокзального скверика, расположенного неподалеку от виа Вольтурно, и мы сошли.
Чезаре отвел меня в укромный уголок и прошамкал:
— Есть у тебя тысяча?
— Тысяча чего?
— Тысяча лир… Я не ел два дня.
— Браво! — воскликнул
Он понял, что я над ним смеюсь, и сказал жалобно:
— Ладно, если не хочешь одолжить денег, то хотя бы помоги мне.
Я осторожно спросил, чем я могу помочь ему.
— Взгляни сюда, — сказал он.
Я опустил глаза и увидел на его ладони испачканную в земле позолоченную монету с изображением женщины.
— Помоги мне продать эту римскую монету… Выручку пополам.
Я посмотрел на него и, сам не знаю почему, громко расхохотался:
— Римская монета… Римская монета… Докатился до подделки римских монет… Ну и ну… Римская монета…
Чем чаще я повторял «римская», тем больше смеялся. А он угрюмо смотрел на меня, держа монету в руке. Наконец он спросил:
— Позволь узнать, над чем ты смеешься?
Я посмеялся еще немного, а затем ответил:
— О таком деле не стоит и говорить.
— Почему?
— А потому, дорогой мой, что теперь даже дети знают, что такое эти римские монеты… Времена римских монет прошли.
Покорно положив монету в карман, Чезаре попросил:
— Одолжи мне тогда хотя бы двести лир.
В эту минуту я снова вспомнил об Оттавио и о деньгах, которые должен ему отдать. У меня теперь появилась надежда возместить их. В конце концов, чуть не каждый день читаешь в газетах о людях, которые попались на эти римские монеты. Почему бы эта штука не удалась и нам? Я сказал Чезаре:
— Мне жаль тебя… Я готов помочь… Но договоримся… Если засыпешься, ты меня не знаешь… Я — синьор, любитель древних монет… У меня есть деньги… Смотри.
Возможно, просто из чистого хвастовства я вытащил из кармана пачку ассигнаций и потряс ею у него под носом.
— У меня есть деньги, и что бы ни случилось, ты — жулик, а я тот, кого ты собирался обмануть… Договорились?
Он тут же с восторгом ответил:
— Договорились!
Я продолжал уверенно:
— Так вот, давай условимся, какую мы назначим цену за эту монету.
— Тридцать тысяч.
— Нет, тридцать тысяч — это мало… По меньшей мере шестьдесят… Сорок тысяч мне, двадцать тебе… Идет?
— Погоди, ведь мы же сказали пополам.
— Так ничего не выйдет.
— Ну ладно, двадцать тысяч.
— А теперь давай посмотрим, — продолжал я, — как нам получше обделать это дельце… Ты — землекоп… Рыл здесь котлован для нового вокзала… Нашел эту монету и спрятал… Ясно?
— Ясно.
— Монету сбываем так: я вмешиваюсь в разговор и говорю, что монета представляет большую ценность… Но надо найти имя какого-нибудь римского императора… Кого бы?
— Нерон.
— Нет, только не Нерон… Видишь, какой ты неуч… Кто же в Риме не знает Нерона?.. Это первый, кто приходит на ум… Надо другого.
Чезаре смущенно почесал подбородок.
— Я знаю только Нерона… О других я не слышал.
— Но римских императоров было очень много, — сказал я. — Не меньше сотни… Веспасиан, например, тот, что придумал писсуары… Неужели не знаешь?
— Ах, да — Веспасиан.
— Но Веспасиан тоже не годится… Пожалуй, поднимут на смех… Посмотри-ка, что написано на твоей монете… А ну дай мне ее.
Чезаре протянул мне монету, и я принялся ее разглядывать. На ней были какие-то стертые буквы: разобрать их было невозможно. Вдруг меня осенило:
— Каракалла… Тот, чьи термы… Понял? Каракалла.
— Пусть будет Каракалла.
— Значит, сделаем так… Разойдемся и будем держаться неподалеку друг от друга… Подходящего типа подыскиваю я… Когда я закашляю, значит, это он… И ты берешь его в оборот… Идет?
— Можешь не сомневаться.
Мы разошлись в разные стороны. Чезаре прохаживался по скверику, а я наблюдал за прохожими, стоя на тротуаре. Я знал, что в этом районе попадаются приезжие из окрестностей Рима — народ грубый и неотесанный, но с туго набитыми бумажниками. Они считают себя бог весть какими пройдохами. Не спорю, может быть, у себя в деревне, среди овец каждый из них действительно молодец, но в Риме все они кажутся сосунками. Теперь они проходили мимо меня с мешками и чемоданами, но я никак не мог выбрать подходящую жертву. Чтобы не было скучно ждать и чтобы напустить на себя солидность, я вынул из пачки сигарету и закурил. Не знаю уж почему, но первая же затяжка попала мне не в то горло, и я закашлялся. А этот болван Чезаре тут же бросился к какому-то белобрысому малому, который уже несколько минут вертелся в скверике, и тронул его за локоть. Все случилось так быстро, что я не успел вмешаться.
Пока Чезаре что-то говорил, я присматривался к этому парню. Он был небольшого роста и одет по-крестьянски: на нем была широкая куртка с лисьим воротником, широкие вельветовые штаны коричневого цвета и желтые, забрызганные грязью сапоги. У него было бледное и остренькое лицо, коротко остриженные волосы и под рябоватым носом светлые усики. Вид у него был дошлый. Но, по счастью, он смахивал на деревенщину. Он слушал Чезаре с любопытством, пожалуй даже с интересом. Наконец Чезаре сунул руку в карман и вытащил монету. Настал мой черед. Я понял, что отступать уже поздно.
Парень разглядывал монету, вертел ее так и сяк, а Чезаре что-то ему втолковывал. Я подошел к ним и важно спросил:
— Простите за нескромность… Это случайно не римская монета?
Чезаре обалдело взглянул на меня, а парень тихо ответил:
— Похоже, что да.
— Разрешите взглянуть, — сказал я,- я в этом кое-что понимаю… Я антиквар… Разрешите…
Парень протянул мне монету, и я, притворяясь очень заинтересованным, принялся ее тщательно рассматривать. Потом повернулся к Чезаре и строго спросил: