Риса
Шрифт:
В такие ночи Риса хорошо спала. Может быть, близкое дыхание тепла, предчувствие весеннего лесного оживания убаюкивало её, вливало успокоение в её насторожённое, взволнованное сердце. Но покой этот был недолгим...
Её разбудил выстрел. Он прогрохотал где-то совсем близко. Она подняла голову и увидела, как неподалёку быстрым галопом бежал Большой Уг. Ему было трудно бежать. Он проваливался, наст не держал тяжёлого зверя. Хорошо ещё, что снег здесь, на опушке, был неглубок. Но наст резал ноги Угу. Рисе были хорошо видны красные брызги на снегу, там, где пробежал Уг. Его преследовал человек, он быстро скользил на лыжах по насту, настигая лося. Лось бежал, высоко вскидывая передние ноги, подняв голову и широко разинув рот. Он, казалось, хотел вдохнуть весь лесной, родной воздух, чтобы найти силы для спасения. И Риса поняла вдруг, что Угу конец. Она прижалась к дереву, мелкая нервная дрожь пробежала по её лапам, по хвосту. Человек выстрелил ещё раз, но, видимо, второпях снова промахнулся, потому что Уг продолжал бежать. Острое ощущение гибели придало сил опытному быку. Он сообразил, где его спасение, - резко повернул в сторону, в гору, на южный склон холма, где лежала Риса и где слой снега немного стаял. Человек не мог его преследовать в гору на лыжах, и лось, быстро взбежав на склон, скрылся за соснами. Человек стоял, держа ружьё на изготовку. И вдруг он увидел рысь, прижавшуюся к корням дерева. У него не бывало колебаний перед выстрелом. Он был готов убить всё живое в лесу. И, едва увидев направленный на неё чёрный глаз ствола. Риса поняла это. Бежать было некуда, и она резко прижалась к земле, стараясь вдавиться в слежавшийся снег, слиться с ним, растянувшись серым живым пластом на снегу.
В это мгновение и ударил выстрел. Человек видел, что рысь так и осталась лежать, не шелохнувшись. Только от головы её поплыло по снегу алое пятно. Он подошёл к зверю. Никогда не встречал он такой крупной рыси. Пнул её носком сапога, повернул на спину - она откинулась, по-мёртвому раскинув лапы и разинув пасть. Он взял её за задние ноги, взвалил на плечо и понёс к машине, стоявшей здесь же, на лесной дороге. Что-то негромко сам себе напевая, он швырнул Рису на грязные доски кузова и сел в кабину.
Жил он в городе, почти в центре, имел свой дом с огородом. Эти старые дома давно собирались снести и построить на их месте новый микрорайон, но всё никак не сносили. Он жил здесь, разводил кроликов, выращивал картошку. Вся его семья - жена, он сам, двое почти взрослых сыновей - прилежно работала на огороде, поддерживала порядок в доме. И непонятно, как в этом трудолюбивом человеке возникла холодная жестокость ко всему лесному. Он в общем-то скрывал свою жестокость. Скрывал и от своей семьи, и от соседей. И, пожалуй, только в лесу был самим собой: ставил запрещённые ловушки, петли, загонял лосей по насту, травил дымом барсуков...
Когда он бросил Рису на крыльцо дома, все домочадцы увидели её. Был выходной, и его ждали с охоты. Жена смотрела издалека, а парни стали ощупывать шерсть, лапы, голову зверя.
– Пап, да она живая!
– вскрикнул один из них.
– Ну да...
– засмеялся отец.
– Уже часа два, как едем, она уж холодная, шкуру трудно снимать будет.
– Да ты потрогай, глянь, она дышит!
– Вот чудеса!
– удивился отец. Он внимательно осмотрел рану на голове рыси и не нашёл пулевого отверстия. Он стрелял зарядом, приготовленным для лося, ранение оказалось касательным, и пуля, скользнув, рассекла только кожу лба. От удара Риса потеряла сознание. Перед выстрелом она прижалась к земле, это и спасло её от гибели - пуля прошла чуть выше, едва коснувшись головы.
– Ну и дела, - сказал браконьер.
Победное, торжественное выражение, которое минуту назад было на его лице, сменилось растерянностью. Сейчас этот большой сильный зверь очнётся - и что тогда? Он потянулся к ружью...
– Пап, да ты что?
– спросил младший.
– Да нет, сынок, пусть, конечно, живёт. Только что мы с ней делать-то будем?
– Посмотри, да она закольцованная, - заметил старший сын, - вон на ухе алюминиевая серёжка!
– А давай её вместо Тимки привяжем! Его-то уже нет, - посоветовала жена.
– Да ну, мам, рысь ведь, зверь-то какой! И потом, сорвёт она цепь.
– Не сорвёт, цепь железная, да и ошейник толстый кожаный, - вмешался отец.
– Пусть дом охраняет, делом займётся зверюга. А мы её кормить будем. И, выходит, не зазря.
– Ни у кого такого сторожа нет!
– обрадовался младший.
И на рысь напялили ошейник, принадлежащий собаке, давно погибшей на охоте, и оставили лежать около собачьей будки на снегу. Было тепло, текло с крыш. Но младший сын хозяина всё равно притащил подстилку, постелил её в собачьей будке и втащил туда ещё безчувственного зверя.
Очнулась Риса ночью, когда над городом висели звёзды. Долго не могла припомнить, что с ней произошло, но постепенно память вернулась. Риса вспомнила выстрел и поняла, что она у людей. Очень ломило голову, и хотелось пить. Принюхалась, стараясь разобраться в запахах. Все они были тревожными. Риса поднялась. И её сразу испугал совсем близкий звякающий звук. Постояла. Снова двинулась - опять звякнуло. Снова замерла. Ведь она не знала цепей! В конце концов решила, что это не опасно. Осторожно вышла из будки. Вокруг было тихо, только отдалённый незнакомый шум ночного города напоминал ей, что это необычная ночь. Что она не у себя дома, в лесу, и что сейчас нельзя пойти в соседний овраг на охоту. Поискала воду, нашла. Вода была отвратительной: пахла человеком, железом и ещё чем-то неприятным, чужим. А ей очень хотелось, пить, тошнило от жажды, и она вылакала всю миску. Стало легче. Но ошейник раздражал. Ей казалось, он душит её.
Было так же тихо. Человеческое жильё молчаливой горой стояло рядом. Риса знала, что это обманчивая тишина. Там люди. Живые и сильные. Она решила уйти. Рванулась в сторону от человеческого дома, но цепь звякнула и остановила Рису. Стало ясно, что просто так не освободиться. Сначала в порыве отчаяния она пыталась грызть железную цепь, рвалась прочь, надеясь, что цепь отпустит её. Рису тошнило. Всю ночь она провела в тревожной дремоте. Есть не хотелось. Она обречённо ждала утра, словно утром должно было произойти что-то самое страшное.
Но утром ничего не произошло. Несколько раз люди проходили мимо её убежища, где она лежала, ощетинившись, приготовившись к последнему бою. Один из сыновей хозяина, младший, подошёл ближе других - Риса зашипела, и он ушёл. Она видела, как он поставил на землю миску, и тут же почувствовала приятный запах еды. Но не шелохнулась. Люди куда-то ушли и вернулись под вечер. Прошли несколько раз мимо Рисы и скрылись в своём жилище. Она всё лежала, ощетинившаяся, насторожённая, в ожидании беды. Перед рассветом решилась подойти к тому, что оставил около неё человек. Понюхала. Слюна заливала ей рот, горло. Очень хотелось есть. Но от еды пахло человеком и железом, так же, как и от капкана, в который чуть не угодила Риса, и от ловушки, в которую она попалась. И всё-таки пахло не совсем так. Потому что в ловушках было сырое мясо или живой зверёк. А здесь стояла варёная пища. Но осторожная Риса голодной вернулась в будку, так и не тронув еды.
До утра она пыталась дремать, но запах пищи раздражал её, не давая уснуть. Когда она всё-таки засыпала, ей снилась еда. Утром люди снова ушли. Весь следующий день она так же не выходила из будки, с опаской косилась на еду, шипела, когда невдалеке проходили люди. Поздно ночью, почти под утро, не выдержала и торопливо, озираясь, вылизала всё.
Теперь Риса не сжималась в жёсткий ощетинившийся комок. Она была настороже, но уже наблюдала через входное отверстие будки за всем, что происходило во дворе. Её внимание привлекла крупная, как тетерев, птица с ярким оперением. Важно ходила она по двору, склёвывала что-то в земле, гордо подняв голову, наблюдала за будкой, где лежала Риса.