Ришелье
Шрифт:
…Ибо не является царствованием, когда царствуют двое… (Корнель) [56]
Людовик XIII, несомненно, был лучше известен и лучше понят в эпоху романтизма. Можно вспомнить, например, о монументальном исследовании Пьера Шевалье «Людовик XIII, корнелевский король» [57] . Но что любопытно: публика, полностью согласная с реабилитацией монарха, продолжает преувеличивать роль и реальную власть кардинала-герцога. Хлесткое суждение Вольтера — «Ему не хватало только короны» — еще находит своих почитателей, даже если эти последние не считают больше Людовика Справедливого «слугой священника». Лучше информированная часть общества, напротив, вынашивает идею или образ двоевластияили
56
«Смерть Помпея» (1643), трагедия, посвященная Мазарини.
57
Chevallier Pierre Louis XIII, roi corn'elien. Paris: Fayard, 1979.
Сен-Симон, великий поклонник монарха, сделавшего герцогом его отца, писал: «Любое из великих деяний, которые свершались тогда, происходило только после того, как было обсуждено королем и Ришелье в самой глубочайшей тайне». И добавил с редкостным для себя здравомыслием: «Кто бы мог сказать, не будучи там третьим, какую часть каждый из них имел в их задумывании, разработке, планировании того, кто будет ими руководить и осуществлять; который из двух присоединялся, приниженный и поправленный?»
Ответ скрыт в самом вопросе. Решает монарх, исполняет министр. Самое трудное для автора замысла заключается в убеждении лица, принимающего решения. Мы еще рассмотрим детально, что предпринимал Ришелье, чтобы добиться нужного ему решения Людовика.
ДОЛЖНОСТЬ РАСПЛЫВЧАТАЯ И СОМНИТЕЛЬНАЯ
Ришелье в принципе являлся человеком короля и был обязан проводить его политику, не имея какой-то определенной роли и обязанности.
Кардиналу-министру при исполнении своих обязанностей не хватало надежности, этой привилегии современного функционера. Король мог поймать своего излишне нервного министра на слове всякий раз, когда тот просил своей отставки. А ведь Ришелье делал это очень часто. В ноябре 1630 года, в «День одураченных», король мог бы предпочесть Арману дю Плесси Мишеля де Марильяка [58] . В 1642 году король во время заговора Сен-Мара мог бы предпочесть непреклонному министру своего милого друга [59] .
58
К счастью для Ришелье, королева-мать закрыла задвижку.
59
Так Людовик XIII называл Сен-Мара.
В остальном слово «должность» не имеет большого смысла. Никогда выражение «первый министр» не означало при Людовике XIII всемогущества главного министра. В 1624 году, когда король, подталкиваемый матерью и сознающий всю посредственность своего окружения, призвал Ришелье к управлению страной, он не выказывал в его отношении ни малейших признаков симпатии. Хотя кардинала называли «главой Совета», он был им лишь благодаря своему положению князя церкви. Долгое время Ришелье был неприятен своему господину, находившему его слишком самоуверенным, надменным, тщеславным, не заслуживающим доверия. Доверие было завоевано лишь со взятием Ла-Рошели (1628), но и оно было эфемерным и относительным, как свидетельствуют первые часы «Дня одураченных».
Как нам кажется, большая часть авторов придают слишком большое значение грамоте от 21 ноября 1629 года, назначающей кардинала «первым министром государства». Капетингские институты королевской власти на самом деле не предусматривали
Следовательно, подобное странное сосуществование не является в полной мере всевластием. Ришелье мог копить почести и должности — попечитель Сорбонны, гроссмейстер навигации и торговли, губернатор Бретани, Бруажа и Гавра, начальник каторжных работ, аббат Клюни, Премонтре и тринадцати других аббатств; он мог с гордостью носить голубую ленту ордена Святого Духа, кичиться своим герцогством-пэрством, герб которого украшал его новенький дворец [60] ; но ему было достаточно хоть немного не понравиться своему господину, чтобы оказаться удаленным от двора и управления и быть сосланным в какое-нибудь мрачное приорство.
60
Дворец кардинала, будущий Пале-Рояль.
Но дело было не только в возможной опале. Людовик XIII, несмотря на свою физическую и умственную стойкость, мог внезапно умереть (и король и кардинал были слабы здоровьем). А ведь у него не было детей — по крайней мере до 1638 года. И ни для кого не было секретом при дворе и в городе, что, если королем станет Месье, «первый министр» тут же будет лишен всех своих почестей, должностей, титулов и доходов, возможно, даже призван на суд и осужден покинуть Францию.
Всем было известно, что кладбища полны незаменимыми людьми. Ришелье, невзирая на всю свою власть, считался заменимым. Именно это отличало его от Бэкингема и Оливареса, его собратьев и современников, validosанглийского и испанского королей. Правая рука Людовика XIII не имел с ними ничего общего. Он «пользовался расположением короля, но в этом расположении не было интимности, личного расположения», очевидного у Стюартов и у Филиппа IV Испанского. Людовик XIII — не такой добряк, как его отец Генрих IV, и менее доверчивый, чем его сын Людовик XIV, — хранил и навсегда сохранил дистанцию. Ришелье обладал важным запасом способностей, необходимых для должности министра,но ими обладали и другие. Не посещая частных особняков, замков и парламентов, король Франции имел под рукой канцлера, сюринтенданта, четырех опытных государственных секретарей, маршалов, компетентных государственных советников, полностью посвятивших себя королевской службе, введенных в курс дела всех пружин молодой административной монархии, которая пришла на смену былой патриархальности и беспорядку.
Вот почему Арман Жан дю Плесси, кардинал-герцог Ришелье, этот столь сильный и столь прочно закрепившийся у власти человек, будет до самой смерти так же уязвим, как Кончини или Робеспьер.
КОРОЛЬ И КАРДИНАЛ
Силы и возможности министра пугали и тревожили короля, в то время как со своей стороны министр страшился импульсивности своего суверена. Непрерывность управления зависела от способности Людовика XIII понимать и поддерживать замыслы Ришелье и, с другой стороны, от воли к власти Ришелье, целиком поставленной на службу королю.
Множеством факторов можно объяснить то согласие, которое среди бесконечных случайностей способствовало единству суверена и его министра на протяжении восемнадцати лет. Они оба отличались хрупким здоровьем. У короля были приступы эпилепсии; он умирал от туберкулеза; он переболел рядом тяжелых болезней. Ришелье всю свою жизнь мучился приступами мигрени; он болел малярией; он был покрыт гнойниками и страдал от ужасного геморроя. Да, их здоровье было хрупким, но железная воля давала им возможность терпеть боль. Воин, любитель псовой и соколиной охоты, Людовик дни, месяцы, можно даже сказать, годы проводил верхом; в военных кампаниях он разделял простую жизнь солдат; Ришелье выдавал свою хроническую усталость только подергиванием мускулов его аскетичного лица.