Риск
Шрифт:
В большой двери на роликах имелась маленькая дверца, и обе открыты.
Точнее, замки были, по-видимому, когда-то сорваны, и это произошло давно.
Расщепленное дерево вокруг сломанных запоров успело посереть под воздействием атмосферы.
Я распахнул перед Хилари маленькую дверь, и мы вошли внутрь. Дверь с шумом захлопнулась за нами; темнота иногда ослепляет не хуже яркого света.
Я отворил дверь и подпер ее камнем, но и тогда глубокие тени по углам не рассеялись. Понятно, почему хулиганы ограничились только взломом дверей.
Толстенный слой пыли покрывал все,
Звуки мгновенно заглушались; создавалось впечатление, будто высокие, заплесневелые груды хлама помещали любые отголоски на расстоянии менее ярда. Очутившись на маленьком пятачке посередине вклада, я прокричал:
«Эгей!», и ощущение было таким, словно крик застрял у меня в горле.
— Здесь холодно, — заметила Хилари. — Холоднее, чем снаружи.
— Наверное, что-то случилось с вентиляционными шахтами, — сказал я.
— Сквозняк затягивает в помещение пыль и снижает температуру.
Наши голоса не получали никакого резонанса. Мы прошли немного вперед, к тому месту, где стоял белый фургон; рядом с ним огромной темной массой расстилался брезентовый чехол.
Наши глаза постепенно привыкли к полумраку, и мы заглянули в машину.
Полиция забрала канистру с водой и сумку с сыром, и фургон был пуст. Тесный кузов. Грязный и неуютный.
— Ты провел в нем почти неделю! — недоверчиво воскликнула Хилари.
— Пять ночей и четыре с половиной дня, — уточнил я. — Не будем преувеличивать.
— Не будем, — сухо откликнулась она. : Мы простояли минуты две, разглядывая фургон, и безжизненность и холод этого помещения начали действовать на нас угнетающе. Я слегка вздрогнул и пошел прочь, к выходу, на свежий воздух. Хилари последовала за мной и отшвырнула носком камень, послуживший дверным упором. Облупившаяся дверь со стуком захлопнулась.
— Ты хорошо спал прошлой ночью? — грустно спросила она.
— Нет.
— Кошмары?
Я посмотрел на серое, пасмурное небо и с наслаждением вдохнул полной грудью.
— Так... сны, — сказал я.
Она сглотнула.
— Почему тебе захотелось, вернуться сюда?
— Узнать имя агента по продаже недвижимости, у которого числится в списках этот склад. Оно написано на доске на стене. Я мало что замечал вокруг, когда полиция увезла меня вчера отсюда.
Она издала короткий резкий смешок, разряжая накопившееся напряжение.
— Весьма разумно!
— Тот, кто спрятал здесь фургон, знал о существовании этого места, — пояснил я. — Я не знал, а я живу в Ньюбери уже шесть лет.
— Оставь это дело полиции, — серьезно посоветовала она. — В конце концов, они же нашли тебя.
Я покачал головой.
— Кто-то позвонил в Скотленд-Ярд и сообщил, где я.
— Оставь это им, — настойчиво повторила она. — Тебя все это больше не касается.
— Не знаю. Как ни банально это прозвучит, но где-то поблизости дрейфует большущий айсберг, и белый фургон — всего лишь его вершина.
Мы сели в мой автомобиль, и я отвез Хилари на стоянку, где она оставила свою машину. Пинлок задержалась около нее, величественная в новом алом манго, и поискала в сумочке ручку и записную книжку.
— Вот, —
— Могу я обратиться за советом? — спросил я.
— За чем угодно.
Я улыбнулся.
— Нет, — сказала она. — Не за этим. Я хочу сохранить воспоминания, а не превращать это в привычку.
— Сними очки, — попросил я.
— Чтобы лучше видеть тебя? — Она усмехнулась, но выполнила мое пожелание и сняла их.
— Почему ты не носишь контактные линзы? — спросил я. — Без очков у тебя изумительные глаза.
На обратном пути в контору я остановился купить продуктов, рассудив, что никогда не начну есть по-человечески, если не запасусь любимыми лакомствами. Еще я отдал в срочную печать негативы Хилари, так что часы показывали почти пять, когда я переступил порог конторы.
Дебби и Питер уже совершили традиционный пятничный побег. Каждую пятницу наши помощники придумывали убедительные предлоги, чтобы уйти пораньше; зубные врачи и бухгалтерские курсы являлись типичными из них. За несколько лет оба достигли непревзойденных высот изобретательности, что было бы весьма кстати, если бы они применяли ее на работе. По опыту я знал: если заставить обоих задержаться до пяти, после четверти пятого от них все равно не добьешься никакого толка. Бесс, заразившись от них той же болезнью, уже накрыла чехлом пишущую машинку и старательно накладывала новый слой косметики поверх старого. Бесс, восемнадцатилетняя обладательница соблазнительных округлостей, считала работу досадной помехой своим сексуальным упражнениям. Она одарила меня ослепительной улыбкой, провела языком по губам, пламеневшим свежей помадой, и вызывающей походкой заспешила навстречу развлечениям, которые составляли смысл ее жизни по выходным.
В кабинете Кинга раздавались голоса: громкий баритон Тревора, подававшего короткие реплики, и тихий говорок клиента, изъяснявшегося весьма пространно.
Я прибрал у себя на столе и, захватив досье Глитберга, Онслоу и Пависа, пошел к машине. Когда я пересекал приемную, дверь в кабинет моего партнера неожиданно распахнулась, открыв взору Тревора и его клиента: они тепло пожимали руки.
Посетителем оказался стряпчий Денби Крест, упитанный коротышка с жесткими усами и постоянно перекошенным от раздражения ртом. Даже тогда, когда он улыбался вам в лицо, он производил впечатление человека, раздосадованного общим положением вещей. Многие из его собственных клиентов принимали его недовольную гримасу за выражение сочувствия к их бедам, что было ошибкой.
— Я в долгу не останусь, Тревор, — говорил он. — Я бесконечно благодарен.
Внезапно Тревор заметил, что я стою в приемной, и тупо уставился на меня.
— Я думал, вы уже ушли, Ро, — сказал он.
— Вернулся взять кое-какие документы, — ответил я, взглянув на папки у себя в руках. — Добрый день, Денби.
— Добрый день, Рональд.
Он коротко кивнул мне и торопливо выскочил из конторы: весьма поспешный уход, даже по его меркам. Я полюбовался его стремительно исчезавшей спиной и обратился к Тревору: