Рискованное приключение
Шрифт:
Хорошо, что Макс настоял на своем. Мне бы не хотелось уснуть за рулем машины. Однако я не собиралась говорить этого Максу.
Продолжая поддерживать меня одной рукой, Макс отодвинул меня в сторону, захлопнул дверь джипа, потом поставил меня обратно и подошел вплотную, пока я не уперлась спиной в «Чероки».
Наполовину сонная, я задрала голову и посмотрела на него.
— Хорошо, что ты вернула ту машину, детка, или мне пришлось бы опять звонить в «Трипл А», чтобы вытаскивать машину из кювета, если
Боже, какой же Макс невыносимый.
— Знаешь, мне кажется, ты изобрел способ, — сказала я ему. — Хороший способ избавиться от Нины-зомби — быть невыносимым. А поскольку ты частенько бываешь таким, то тебе не повезло, что тебе нравится Нина-зомби, потому что в будущем ее появления, скорее всего, будут очень редкими.
— Ты говоришь, что я невыносимый, только когда я прав, — усмехнулся он.
— Да, — согласилась я. — Вот, например, сейчас.
Он расхохотался, при этом положив ладонь мне на шею и притянув меня к себе, так что мне пришлось встать на цыпочки, и поцеловал меня.
Меня никогда еще не целовали, смеясь. Это был новый опыт.
Приятный.
Меня также никогда не целовали (и не делали других вещей, по правде говоря), когда у меня был синяк и поврежденная скула, не то чтобы подобное случалось со мной часто, только в те два раза, когда мой бывший парень, Брент, меня бил. Увидев свое лицо в зеркале утром, я обнаружила, что Макс прав. Все выглядело не так плохо, как могло бы, но, определенно, хуже, чем в прошлый раз. И совсем не привлекательно. Хотя это не отпугивало Макса, ни капельки.
Я растворилась в нем, запустив руки ему под пальто и прижав ладони к его мускулистой спине. Макс отпустил мои губы, но не отстранился.
Он прижался своим лбом к моему и, посерьезнев, тихо сказал:
— Милая, когда ты болела, я увидел твои авиабилеты.
— Да?
— Ты уезжаешь в субботу.
Я напряглась всем телом и медленно вдохнула, пытаясь побороть острую боль, скрутившую мой живот.
Он прав, так много всего случилось, что я даже не думала об отъезде. Только когда уговаривала себя, что должна уехать, а в остальное время нет. На самом деле странно было думать о необходимости уезжать. Мне не просто казалось, что я прожила в Гно-Бон всю жизнь, но и Англия казалась на расстоянии миллиона миль.
А отъезд означал, что мне придется оставить все: дом на горе, «Метку», «Собаку», Минди, Бекку, Битси, Арлин, Коттона, а главное Макса.
Мой самолет через два дня. И хотя мне казалось, что я прожила в Гно-Бон всю жизнь, я знала, что эти два дня пролетят как две секунды.
И что потом? Мысль о переезде и обо всем, с ним связанном, давила на меня, особенно потому, что мне придется делать это без Макса, и я понятия не имела, когда увижу его снова.
Что, если в мое отсутствие он решит, что я не такая
Я крепко сжала его спину и, чувствуя, как все это давит на меня тяжким грузом, прошептала:
— Макс.
— Тебе смогут дать еще неделю отпуска на работе?
Еще неделю? Так просто?
Я отвела глаза в сторону, и боль в животе стихла.
Да, так просто.
Потом я перевела взгляд обратно, улыбнулась и сильнее вжалась в Макса.
— Да. У меня накопилось много отгулов. Я позвоню своей помощнице и попрошу ее кое-что перенести. Потом позвоню Дэвиду, он совладелец фирмы и мой начальник. Он не станет возражать, он меня любит.
Макс слегка приподнял голову, но резко свел брови.
— Он тебя любит?
— Да.
— Насколько сильно?
Все еще улыбаясь, я сказала:
— Очень сильно, поскольку я хороший работник. И его парень меня тоже любит. Нет, его парень, Найджел, вообще меня обожает, но не потому, что я хороший работник, а потому, что я делаю фантастический мартини, по крайней мере он так утверждает. Я настолько им нравлюсь, что они попросили меня стать крестной матерью их усыновленной малышки из России.
Макс перестал хмуриться и сильнее прижал меня к машине.
— Ты согласилась? — спросил он, улыбаясь.
— Конечно. Она очаровательна, а в обязанности крестной входит покупка платьев в нелепых рюшечках, пока она маленькая, и многократные объяснения того, какие мужчины идиоты, когда она станет подростком, а потом она будет обязана навещать меня, старую и седую, в доме престарелых.
Макс положил ладонь мне на щеку, и его взгляд стал нежным. Все еще улыбаясь, он сказал:
— Только ты.
— Что, прости?
— Только ты, — повторил он.
— Только я что?
— Только ты способна заставить пожилого мужчину броситься на меня с палкой. Ты знакома с ним всего один день, он знал, что я могу сломать его пополам, но все равно, когда он решил, что я тебя ударил, он бросился на меня. И только ты станешь покупать русской крестнице платья с рюшечками.
— Это обязанность крестной, — напомнила я ему.
Он сжал руку на моей щеке и прошептал:
— Это Нина.
От того, как он произнес эти два слова, мои глаза наполнились слезами, а горло сдавило.
Что ж, Макс снова доказал безосновательность моих страхов. Он не решит, что я не такая уж милая, потому что на самом деле считает меня милой. И, определенно, ничто не могло разубедить его в этом.
— Макс, — предупредила я, мой голос звучал глухо из-за сжавшегося горла, — ты опять хороший.
— Да, — согласился он, потом приподнял мое лицо и коснулся моих губ. После этого он немного отстранился, положил ладонь мне на шею и сменил тему: — Как ты отнесешься к тому, что я буду с тобой в самолете?