Ристалище
Шрифт:
Первое же прикосновение к сознаниям героев моря показало, что долгое одинокое блуждание вдоль далеких берегов ничего не изменило в их душах. Они не приобрели отваги, в них не зародилось готовности сражаться за свою жизнь. Получен приказ — поднимут парус. Поручен приказ — опустят парус. Разрешат привал — можно испечь рыбу и перекусить. Обо всем остальном пусть думают надсмотрщицы и смертоносцы.
Правитель надеялся, что публичное признание заслуг хоть как-то поднимет их самосознание, разбудит чувство собственного достоинства. Но нет. Они брали в руки копья, с интересом рассматривали запрещенную ранее игрушку, но внутри оставались тем, чем были и раньше. Двуногие,
Позиция раба — самая удобная и безопасная позиция в мире. Наверное, если бы северяне захватили флот, ни для кого из моряков ничего бы не изменилось. Смертоносцев и надсмотрщиц сменили бы суровые воины в доспехах. Но для раба все останется прежним: поднять парус, опустить парус, убрать весла, весла на воду. И все. Ради чего бороться? Чего бояться? Разве только шторма в открытом море — но против него копья бесполезны.
Женщины показались более развитыми. Недаром им приходилось беспокоиться не только за себя, но и за корабль — и за мужчин в том числе. Канаты и парусина для мертвой оснастки, вода и туники для живой. Нужно следить чтобы не подгнивали в трюмах запасные бухты, чтобы не переохлаждались моряки, чтобы не перетиралась ткань в неплотно подвязанных парусах, и чтобы не ослабли гребцы и рулевые из-за недостатка еды.
В хозяйках кораблей уже имелось то самое чувство собственного достоинство, которое заставляет воина рискнуть жизнью в бою, но не склонить голову перед врагом. Каждая из них прекрасно знала, что любого из моряков, если он ослабеет, заболеет или покалечится, без колебаний вышвырнут на берег и возьмут вместо него другого. За малейшие признаки неповиновения мужчину могут по ее желанию отправить в квартал рабов или казнить на месте.
Она вольна назначать им любую кару или наказывать сама — и никто ни звуком не попрекнет за подобное обращение с низшими существами. Опытная надсмотрщица ценилась куда выше. Если женщина содержит корабль в порядке — смертоносцы всегда простят ей мелкие прегрешения, излишнюю вспыльчивость или недостаточную почтительность.
Пауки всегда ценили внешнюю привлекательность слуг, наказывая за любое уродство как за самое страшное преступление. И тем не менее на флоте встречались надсмотрщицы и с оторванными пальцами, и со шрамами на теле или лице, и с покалеченными руками или ногами — такелаж иногда бывает очень жесток к людям. Женщины знали, что они представляют собой ценность — и были готовы эту ценность поддерживать или защищать.
Из женщин могли бы получиться настоящие воины, но… Но любая надсмотрщица полностью отождествляла себя со своим кораблем. Они на уровне инстинкта чувствовали, что без своего судна опускаются до уровня безмозглых раболепных мужчин, и не мыслили существования вне моря.
Найл шел вдоль строя моряков. Братья по плоти подносили копья, он вручал их двуногим деталькам кораблей, иногда говорил какие-то торжественные слова, но мысленно качал головой, вспоминая мудрое пророчество Магини: «У тебя почти полтысячи человек». Нет, из людей рядом с ним как были, так и остались пять десятков братьев по плоти.
Просто в распоряжении Посланника Богини появился флот.
— Зачем же ты раздаешь копья, — возник в сознании вопрос премудрого Шабра, — если не считаешь моряков годными к битве?
— Они
Вручив копье последнему моряку в строю, Посланник с явным облегчением вернулся к шатру и вошел внутрь. Следом за ним скользнула Кавина и опустила полог.
Первым существом, которое увидел Найл, выйдя ранним утром на свежий воздух был Шабр. Смертоносец ждал, как это умеют делать только пауки — ни единого движения ажурных лап, ни малейшего колебания сильного тела, ни единого проблеска мысли в сознании. Словно и не живое существо высится на фоне бескрайнего моря, а мертвое изваяние.
— Рад видеть тебя, Шабр, — поздоровался правитель.
— Рад видеть тебя, Посланник, — ответил паук и искра разума в его сознании снова погасла.
Найл обошел паука, добежал до воды и с головой нырнул в прохладные волны. Потом вернулся к шатру, поднял с порога круглый деревянный поднос с фруктами и вином, отошел чуть в сторонку, уселся прямо на траву и начал завтракать.
Разумеется, правитель понимал, что Шабр ждет именно его. Однако для пауков, в отличие от людей, ожидание не представляет собой какой-либо трудности. Минута, час, день, месяц — если понадобится, смертоносец может ждать вечно, не испытывая беспокойства или нетерпения.
После того, как Белая Башня внесла в память Найла основные знания человечества, в его голове порою возникали самые неожиданные ассоциации. Так, например, в истории человечества очень долго существовало высоко ценимое искусство погружения в нирвану.
«Нирвана», это такое состояние сознания, когда в нем не возникает ни единой мысли. А не являлось ли это влечение к внутренней пустоте стремлением уподобиться будущим повелителям мира? — однажды подумал правитель. Может быть, из нынешнего времени в далекое прошлое уходят некие информационные сигналы, и люди древних эпох неосознанно предчувствуют будущее планеты? Они знают, что будущие властелины Земли думают только тогда, когда это необходимо и прекращают этот бессмысленный процесс, если цель размышлений отсутствует — знают, и стремятся этим высшим существам подражать.
Иначе откуда было бы столько таинственности и недомолвок вокруг простенькой задачи: не хочешь думать? Не думай!
Найл доел виноград, отодвинул поднос и встал.
— Как чувствует себя принцесса Мерлью, Посланник? — тут же осведомился ученый смертоносец.
Правитель заколебался. Если этот вопрос — всего лишь дань вежливости, то на него можно не отвечать. Однако долгое и тесное общение с двуногими не прошло для Шабра даром — восьмилапый заразился многими чисто человеческими недостатками. Например, любопытством. Если паук и вправду хочет подробнее узнать про Мерлью, то отделаться общими фразами было бы неудобно. Особенно после всего того, что сделал Шабр во имя общей цели.
— Это была дань вежливости, — смилостивился паук, избавив Найла от долгих колебаний.
— Спасибо, хорошо.
— Она раскрыла тебе тайну Скорбо?
— Да.
— Я рад, что одной тайной в этом мире станет меньше, — вычурно сообщил ученый смертоносец, — Так почему он не позвал на помощь?
Правитель развернулся, ушел в шатер, извлек из свертка одеял ларец и вернулся к пауку. На этот раз восьмилапый ждал ответа чисто по-человечески: притаптывал лапами на одном месте, покачивался всем телом, открывал и закрывал дыхальца и громко излучал беспокойство.