Рисунки Виктора Кармазова
Шрифт:
— Блинная на Соколе тоже нормальная, — сказал Виктор. — Там бифштексы, запеченные в тесте, с яйцом — пальчики оближешь.
— Пусть будет блинная, — согласился Эмерсон. — Я все равно сегодня пас, — дома бабка борща наварила, не пропадать же добру.
— А вот скажите, мужики, — Обратился Виктор к водителю и сборщику, прочитав очередную главу про «нефритового голубя». Они как раз обслужили последнюю сберкассу и держали курс на блинную. — Представься вам такая фантастическая возможность, чтобы перенестись в свою юность и прожить эти годы заново,
— Это нереально, — сразу отозвался Живчик.
— Я же говорю — представь, что появилась возможность.
— Какая такая возможность?
— Ну, не знаю. К примеру, нашел ты, нет, не машину времени, а волшебную палочку, ну и перенесся в свою молодость, только с сегодняшними мозгами.
— Не получается у меня такое представить, — нахмурился водитель.
— А у меня получается, — Эмерсон обернулся с переднего сидения к Виктору и поправил свои «джон-ленновские» очки. — Со своими теперешними мозгами я бы в прошлом таких дисков накупил! Да и не только дисков, можно было бы и неплохой антиквариат приобрести, который тогда ничего не стоил, а сегодня в моде…
— Про что и речь, — поддакнул Виктор.
— Ха, с теперешними мозгами, говоришь, — соизволил задуматься Живчик. — В таком случае я бы тоже согласился, чтобы в свои шестнадцать лет вновь оказаться в спортивном лагере.
— Так? — заинтересовался Эмерсон.
— У меня там первая любовь была — Нинка, — крутя баранку, вздохнул Живчик. — И главное — у нас все нормально складывалось. Целовались. Взасос. Она себя лапать позволяла, я тоже ее шаловливые ручонки не останавливал. И главное — она призналась, что хочет большего, но в первый раз боится и все такое. В конечном счете, созрела моя Нинка, и мы договорились, что все произойдет во время прощального костра.
Помню, конец августа был. На улице — теплища, а у костра вообще жара. Мы с Нинкой с того костра незаметно от всех улизнули и — в стог сена, что на опушке леса стоял. И главное — вижу по ней, что хочет, хочет… почти полностью себя раздеть разрешила. И в то же время ломается, говорит, а вдруг у нас ничего не получится, мы же такие неопытные. А я сдуру возьми и ляпни, типа, мне-то как раз опыта не занимать, типа, знаешь сколько у меня уже баб было…
— И чем все закончилось? — прервал Виктор возникшую паузу.
— Чем закончилось! — вернулся Живчик из задумчивости. — Убежала моя Нинка обратно к костру, к толпе, а на прощание обозвала меня сволочью. Я первое время обиду на нее держал и только потом понял, что сам дурак. Но больше мы с Нинкой никогда не разговаривали, да и не виделись после лагеря.
— Понятно, — хмыкнул Эмерсон.
— Так вот, если бы тогда в стогу я имел сегодняшние мозги, неужели стал бы ей о других бабах говорить. Тем более, и не было у меня к тому времени еще никого. А сложилось бы тогда все с Нинкой, глядишь, и в Москве бы продолжили встречаться. Она мне рассказывала, что ее папа — полковник в военкомате, а мама какой-то там важный работник торговли. Черт знает…
— Короче, проворонил ты свое счастье, — подытожил Эмерсон.
— Проворонил, — вновь вздохнул Живчик. И встрепенулся. — Мужики, а давайте Джона Маленького навестим? До его больницы три минуты езды. На блинную время останется, а?
— Давай, конечно, — сказал Виктор.
— Я не против, — проворчал Эмерсон. — Только без меня пойдете. Не люблю больницы, мне медучилища на всю жизнь хватило.
Благодаря инкассаторским удостоверениям Виктора и Живчика пропустили к больному товарищу без проблем, только заставили надеть белые халаты. За шесть дней, проведенных в больнице, Джон Маленький, лежавший в четырехместной палате, заметно осунулся, его правая нога — в гипсе, была подвешена на растяжку. Гостям больной обрадовался, хотя в первый момент Виктору показалось, что Джон посмотрел на него как-то подозрительно.
— Ну, ты как? — весело спросил Живчик присаживаясь на табуретку у кровати приятеля.
— С головой все в порядке, — криво усмехнулся тот. — С ногой какая-то беда, доктор сказал, что в лучшем случае за руль можно будет сесть только через полгода.
Джон Маленький встретился взглядом с Виктором, который как раз невольно подумал: «Нечего было чужую страничку присваивать!» Надеясь, что больной не может читать мысли на расстоянии, Виктор ободряюще ему улыбнулся и спросил:
— Слушай, Джон, мы с Живчиком и Эмерсоном сегодня дискутировали, есть ли смысл при помощи, допустим, волшебной палочки вернуться в собственное прошлое, при этом, сохранив свои теперешние мозги, и прожить жизнь заново?
— Да! — закивал Живчик. — Вот ты, как считаешь, есть ли смысл?
— Хороший вопрос, — Джон Маленький на несколько секунд прикрыл глаза. — Вот я постарше вас, с женой проблем нет, детей люблю, квартира нормальная, не бедствую… Зачем мне свою жизнь менять? А вдруг в новой молодости я не за тот угол заверну, и мне кирпич на голову упадет? Ладно еще насмерть прибьет, а если только покалечит? И живи потом с мыслями, что нечего было от добра — добра искать.
— Джон у нас всегда отличался умом и рассудительностью, — Живчик со значением посмотрел на Виктора.
— А с другой стороны я бы очень многое отдал, чтобы прожить заново некоторые дни или даже часы, — продолжил Джон, тоже глядя на Виктора. — Вот вернуть бы меня на шесть дней назад, и я бы из твоей квартиры минут на пять раньше ушел или наоборот задержался, а может, вообще к тебе в тот день заезжать не стал. Глядишь, тогда бы и не покалечился, не валялся сейчас на больничной койке… Что ты-то по этому поводу думаешь, Витек?
— Думаю, очень жаль, что у меня нет волшебной палочки.
Часть третья. Возвращения в юность
Волшебной палочки у Виктора не было, зато имелась чудесная страница! И он никак не мог дождаться возвращения домой, чтобы взять ее в руки, разгладить, возможно, что-нибудь на ней нарисовать.
Рисовать было что. К концу вечернего маршрута он дочитал «нетленку» Александра Ивановича, и теперь голова художника была переполнена ситуациями и образами героев романа. Все это он собирался отобразить на простой бумаге. А на чудесной страничке не только отобразить, но и что-то заменить, добавив другое, свое.