Рисунок на стене
Шрифт:
Говоривший это расхохотался и повалился в придорожную траву. Неяркие, нежные цветы в траве, их запахи, солнце, уставшее и уже посматривающее в сторону своей постели из облаков – поэту и впрямь не мешало бы увидеть этот вечер.
Парень, наконец, отсмеялся и сел, вытянув ноги перед собой и делая вид, что изучает испачканный носок башмака. Поднял голову:
– Слушай, братец, не стой как пень. Обиделся, что ли?
Он потянул за руку второго, светловолосого, который, действительно, стоял все это время неподвижно и не то снисходительным, не то привычным взглядом смотрел на причуды брата. Тот послушно сел рядом.
– Бедный мой брат. Кто вообще придумал называть тебя Купидоном? Дурацкое слово. Может, тебе представляться? «Здравствуйте, барышня, меня зовут вовсе не Купидон, запомните мое настоящее имя. А теперь, извините, я вынужден перейти к работе. И заметьте, у меня нет никаких варварских стрел! Стрелами до сих пор пользуется мой брат, постарайтесь его не встретить!»
Он снова засмеялся.
– А вправду: зачем тебе эти стрелы? – пожал плечами тот, которого назвали купидоном. Он неловко подвинулся и почти упал на брата, светлые волосы на минуту смешались с черными прядями.
– Эк ты устал, – вздохнул брат. – При твоей неблагодарной работенке это особенно обидно – так уставать. Ты думаешь – даешь людям смысл жизни? Или силу? Способность летать? А я считаю и буду считать, что твой труд есть только то, что он есть. Да, ты помогаешь, по сути, открыть глаза. Как слепой щенок: родился слепым, а тут раз – и глазки открылись, и побежал. Так и здесь: ты подошел близко к человеку, глаза его сердца открылись, он взглянул на мир иначе. Чье-то сердце из таких же уже открытых отозвалось ему, увидели, что они друг другу родня. Прекрасно. Но что будет дальше? Это только в сказках все заканчивается свадьбой и половиной королевства в приданое. А смогут ли эти люди создать своё королевство, смогут ли быть счастливы?
– И это он называл меня философом, – меня! – впервые улыбнулся брат.
– Да знаю, что ты на самом деле хочешь сказать. Что уж меня-то за мою работу никто не поблагодарит.
– Ну почему? Умный человек – поблагодарит. Только хотелось бы, чтобы поменьше людей нуждались в ней. Потому что где я потрудился хорошо – там твое присутствие никогда не понадобится.
– А я говорю тебе, что ты неправ. Не ты виноват в том, что мой труд тоже нужен. Если хочешь – мы можем очень просто разрешить наш спор.
– Как?
– Деревню видишь? Зайдем в первый попавшийся дом и…эээ… спросим!
«Первый попавшийся дом» выглядел неуютно. Вроде и чувствовалась хозяйская рука, вроде и не особо отличался двор от других дворов. Но что-то настораживало, веяло холодом.
Юноша со светлыми волосами легко перепрыгнул прямо через закрытую калитку – под веселый шепот брата «Купидон на крылышках перелетел!» – и направился к дому.
Дверь дома оказалась незапертой. Он осторожно вошел. И услышал хриплый голос:
– Я ждал тебя. Я знаю, что это – ты.
Гость обернулся.
За старым деревянным столом, где уместились бы и десять человек, сидел настоящий великан. В огромной ручище он сжимал кружку, рядом стояла бутыль хмельного напитка. Лицо выдавало человека, привыкшего к выпивке, как к воздуху. Гость вгляделся в его потускневшие глаза и изумленно выдохнул:
– Я помню тебя.
– Попробовал бы ты меня не помнить! – взревел великан. Одним глотком он осушил кружку, грохнул ею об стол и встал.
Гость с тревогой смотрел на странного человека.
– Ты изменился, – наконец сказал юноша.
–Конечно, изменился! – прорычал великан. – Из-за тебя, купидона собачьего, вся моя жизнь провалилась в преисподнюю! Зачем тебе нужно было выбирать именно меня? Зачем ты подсунул мне эту девицу?
Гость было собрался ответить, но вовремя понял, что хозяин просто не захочет слушать. А тот продолжал:
– Да, конечно, поначалу все было хорошо. Ах, дорогой, мы нашли друг друга. Ах, дорогая, всё для тебя. Ах, мы будем вместе и умрем в один день в окружении правнуков. Вся деревня гуляет на свадьбе: Грег женился на первой красавице, шутка ли. Я чувствовал себя королем: завидуйте!
– «Завидуйте»? – удивленно повторил за ним гость. – Постой…
– Поначалу и завидовали: такую хозяйку отхватил! И два сына! А что потом? Что потом, я тебя спрашиваю?
– Что потом? – эхом отозвался гость.
– А потом твоя девица слегла! Заболела, чтоб ее! И мне пришлось пахать за двоих, тратиться на лекарей – впустую! Хорошо, хоть дети были уже в том возрасте, когда мне не пришлось вытирать им сопли! У других стол ломится от яств, нежные словечки жена шепчет по ночам, а у меня на кровати лежала эта бледная немочь!
– Бледная…немочь… – вслушивался в слова гость.
– Ты прекратишь повторять, как попугай? – завопил великан.
– Но ведь ты полюбил ее, – заговорил гость. – Ведь она стала для тебя смыслом жизни. Как ты мог?
– Замолчи! – рыкнул хозяин. – «Полюбил!» Да, поначалу сердчишко бьется, кажется, что многое изменилось, стало такое добренькое и сказочное, а остальное ты и сам сможешь изменить. Но потом ты говоришь себе: возьми себя в руки, нюня! Ты чего это раскиселился? Тебе нужна хозяйка, нужно жить, как живут все, а не хлопать глазками при виде девицы, как последний дурак! Жена – она для…ну, все знают, для чего жена. Хозяйство, прочие вещи. А не купидончики с цветочками.
Последние слова словно подбросили его, он двинулся к гостю:
– Ты знаешь, что я даже не мог завести любовницу? Все шарахались от меня, как от прокаженного, как же, я теперь был Мужем Больной Жены! Раньше они завидовали мне, а теперь жалели меня, -меня! И дети, эти проклятые дети, – «мамочка, дай поправлю подушку, мамочка, не принести ли тебе водички», и это вместо того, чтобы помогать своему отцу! Лентяи. Когда она, наконец, умерла, я радовался. Что теперь смогу жить, что никто не будет меня жалеть. Но ни одна женщина теперь не хотела за меня замуж, потому что все считали, что мое хозяйство отойдет сыновьям! Тогда я выгнал их без гроша в кармане, эти щенки еще и сказали мне напоследок, что я был жестоким и свел в могилу их драгоценную мамочку! Так что ты думаешь? Теперь для половины села я подлец, ибо выгнал этих неблагодарных! Им еще посчастливилось, что дожили у меня в доме почти до совершеннолетия: если б в них проявилась хоть капля болезни их мамочки – я б убил их, клянусь!