Рисунок шрамами
Шрифт:
Я не стала испытывать судьбу, пытаясь проникнуть по ту сторону поста – не уверена, что это безопасно, поэтому просто велела кучеру остановиться.
– Что это за пост? – поинтересовалась я, стараясь говорить так, будто изнываю от лени и разочарования остановкой, а не от жгучего любопытства.
– Это пост, за которым неспокойные земли. Повстанцы…
– Повстанцы – это некрогеры-сао?
Возница молча наклонил голову.
– И этот пост…
– Предназначен для защиты короля и земель, потому что иначе сао нахлынут волной и снесут нас всех в свою гнилую топь. Сделают дикарями, как они сами.
Я с недоумением
Выходит, я дважды живу на краю вулкана – и не только потому, что всем безразлична моя жизнь, а ещё и потому что, вероятно, весь замок со всем поголовно населением находится в… в своеобразной осаде? Предположим, если воскресить в памяти карту земель, перенесшихся в мир вместе с некрогерами, а потом наложить примерное расстояние, на котором от замка располагается пост... Даже с учётом восточного направления. Получается, во власти короля…
Я вздохнула. Процентов десять, не больше.
То есть, что выходит, практически всю территорию некрогерских земель удерживают повстанцы? Дикари?
Над этим стоило подумать, как и над очередным вопросом – стоило ли лезть туда, за пост? Не опасно ли это? Стоит ли искать там выход? Путь побега?
Ума не приложу…
Дорогу домой, уже привычно покачиваясь в шатре, я потратила как раз на решение. И оно было следующим – мне стоит пробраться на территории дикарей и разузнать, что там. Что происходит? Возможно, получится найти обходной путь к землям отца, потому что лезть напрямую сквозь решётки в горный проход – всё равно что лишний раз радовать садиста Филимона. Кстати, это он обозвал меня хабиршей. Он – первый. А на днях я выяснила точное обозначение данного слова. Мила смягчила его до слова чужачка, а полное определение звучит так: «чужое, то, что отторгается».
И я бы с удовольствием, ну, отторглась, да не получается – решётки на пути мешают.
Ладно, ну его! Теперь дальше - возница мне только помешает, потому что в случае чего без возражений любому вышестоящему лицу выложит, чем занималась приблудная невеста, то есть я, во время прогулки. Следовательно, чтобы никто не мешал – впредь на прогулку следует отправляться в одиночестве. Или… голема взять, к примеру, в целях безопасности. Личный голем – это телохранитель не хуже настоящего, в некоторых вопросах даже лучше. Его, знаете ли, невозможно перекупить, ничем.
А это идея!
Вернувшись в замок, первым делом я внимательно осмотрела Ас-Асса и поняла, что он вполне себе уместится в шатёр, так что план очень даже складывается – я на место возницы, голема в шатёр, чтобы глаза никому не мозолил своей неестественной белизной (и синевой), и вперёд! Кстати, не мешает в дорогу брать сменную одежду – в брюках удобнее и не так бросается в глаза синее платье.
Вечером я лично перебирала свое приданное, откладывая в сторону подходящие для задуманного путешествия вещи, когда явилась незнакомая мне служанка… которая принесла приглашение на сегодняшний дамский вечер. Это нечто… необъяснимое. И в чём подвох? Не может же оно быть настоящим только потому, что кто-то возжелал меня увидеть или поддержать? Впрочем, не будем забивать голову, просто пойдём и посмотрим,
В этот раз я собиралась куда тщательней и приказала Дорис (именно приказала, устав просить и видеть страдальческую гримасу) сделать мне прическу и макияж в тех тонах, к которым я привыкла у себя дома. Она неодобрительно косилась, кривилась и морщилась, но приказ выполнила. Странно, смотря в зеркало на свое невозмутимое лицо, напрочь игнорирующее взгляд Дорис, я думала, что в чем-то переняла манеру окружающих некрогеров и частично окаменела. Это отвратительно… наверное, но сейчас больше заботит другое. Выжить.
Когда я вошла в дамский зал, воцарилась тишина.
Ага, кажется, мой приход был неожиданностью, по крайней мере, для всех, кроме того, кто меня сюда пригласил. И эта тайная благотворительница явно не поделилась новостью с остальными, иначе фурор бы произвести не удалось.
Вон как королева с сестрицей смотрят, даже отвлеклись от своих постоянных и, на мой взгляд, совершенно бессмысленных рассуждений о мире в целом и о том, как лучше его менять. Я почему-то уверена, что болтать можно хоть всю жизнь, но пока лично не встанешь и не приложишь к изменениям руки, не увидеть тебе, как мир меняется к лучшему. Только ты сам должен действовать, никак иначе.
Но это уже демагогия, склонность к которой, похоже, у меня образовалась от одиночества. Ещё бы, из собеседников только белоснежный голем – хочешь, не хочешь, прослывешь пустоголовой.
Ладно, не знаю в чем тут дело, но следует немедленно и как можно милее улыбнуться. Вон как группку фавориток перекорежило, причем одинаковых, не узнать мне, похоже, свою соперницу. Или соперниц? Кто их, некрогеров, знает… Хотя… пусть забирают, целиком и полностью, последнее, что мне нужно в замке некрогеров, так это Рондо.
Почти испытывая наслаждение от замешательства некрогерок, я прошлась по залу и заняла место возле световых ламп, где сидят мастерицы. Так лучше всего – взять в руки рукоделие и отвлечь от себя внимание остальных, а потом осмотреться и понять, кто меня пригласил, и зачем.
Подскочила та же самая женщина, что обслуживала нас в убежище. Кстати, ковёр мне так и не доставили. Я довольно рассеянно поинтересовалась, где он, и получила суетливый ответ, что она ужасно огорчена и расстроена тем, что моя чудная работа ещё не у меня в комнате, из-за чего я, видимо, и явилась ругаться, а я и не перебивала – пусть так и думает. В общем, мне было нижайше обещано завтра же с утра доставить мой коврик в комнату, а сейчас я могу… повышивать, к примеру.
Нет уж, я просто посмотрю, как работают другие. Хочу поучиться уму-разуму.
Видимо, заискивать перед хабиршей довольно унизительно, так что смотрительница мгновенно пропала, напоследок окатив меня неприязненным взглядом. Ну, этим-то меня уже не проймёшь, спасибо окружающим, приучили.
Итак, вечер постепенно возобновился, некрогерки кое-как отошли от потрясения и снова принялись вздыхать и маяться бездельем. По другому не скажешь. Помнится, дома вечерние женские посиделки казались мне чем-то тёплым и уютным, неделимой составляющей счастья, вроде общего домашнего ужина, а тут… как будто тяжкая обязанность.