Ритмы улиц
Шрифт:
— «Совхозное». Мы на месте.
Вбив координаты, которые прислал её отец, мы по новой выстроили маршрут и поехали по ухабистой, проселочной дороге, мимо ряда аккуратных, будто пряничных домиков. Чем ближе мы приближались к месту назначения, тем больше мои мышцы сводило от нервного напряжения. Моя дочь была совсем рядом. Черт, только бы она была цела. Если хотя бы один белокурый волосок упал с ее головки — врачи Ире не понадобятся. Мертвецам они ни к чему.
Затормозив в самом конце поселка, около неказистого и чуть покосившегося домика, мы сверились с навигатором. Да. Это было то место. Об этом еще говорила черная машина марки «Хонда», явно взятая в прокат. Дом, по всей видимости, был заброшен, либо в нем никто не жил уже довольно продолжительное время.
Не успел я хоть слово сказать, или даже прикинуть, как лучше поступить, Как Мари рванула дверцу — и пулей выскочила из машины. Нам с Демидом осталось лишь переглянуться и нестись за ней следом. И молиться, чтобы ничто не пошло не так.
Внутри было темно и отчетливо пахло сыростью. Да, дом точно заброшен. — везде темно, мрачно, стены влажные, кое-где виднеется плесень. Очаровательно. Лишь бы у малышки не разыгралась на это всё великолепие аллергия. В столь юном возрасте все дети слишком восприимчивы к заразе.
— Отпусти её! — послышался гневный голос Мари.
Не сговариваясь, мы с Котом рванули туда, откуда донесся крик. Вбежав в распахнутую дверь, мы оказались, по всей видимости, в гостиной. У окна стояла Ира — как всегда, безупречно красивая, а в паре метров от нее излучала праведный гнев моя Маша. А на руках у Кузьминой я тут же увидел свою дочь — в ярко-зеленом бодике, она спала, схватив брюнетку за палец. Кажется, малышка даже не поняла, что её похитили.
Заметив нас, Ира улыбнулась.
— А вот и папочка пожаловал, — почти пропела она, прижимая мою (!) дочь к себе.
Я видел, как заходили желваки на щеках Мари — девушка явно едва сдерживала себя. Но нельзя было агрессивно реагировать — мы могли вывести Иру, и одному Богу известно, что она сделает беззащитному младенцу на своих руках.
— Ира, — негромко позвал я, делая осторожный шаг вперед и протягивая руку, — Ириш, отпусти её. Положи Аню.
Но Кузьмина только сделала шаг назад, покачав головой и с каким-то безумным блеском в глазах глядя на спящую девочку.
— Нет. Она моя. Ты моим не стал — тебя забрала эта девка, — бросила она полный ненависти взгляд на застывшую Мари, — Но ты мне больше и не нужен! Я отберу у вас тоже кое-что. Эту малютку. Это будет справедливый обмен — человек за человека.
— Что ты несешь, безумная?! — не выдержав, вскрикнула рыжая, — Отдай мне мою дочь!
Но Кузьмина, кажется, её даже не слышала. Её взгляд и разум были сосредоточены на мне. Я же пытался сделать еще один шаг так, чтобы брюнетка этого не заметила. Демид делал тоже самое, но двигался не вперед, а по кругу, пытаясь обойти Иру со спины.
— Я просто хотела, чтобы ты любил меня, — с каким-то отчаянием шептала девушка, глядя на меня, — Я так долго лепила тебя, делала из тебя человека. Мы были бы идеальной парой — ты яркий как день, а я — прекрасная и таинственная, как ночь. Но вмешалась эта мышь — и всё пошло наперекосяк. Почему, Андрей? Почему ты не полюбил меня?
— Я не знаю, Ир, — честно ответил я, делая еще один шаг, — Я пытался, правда. Каждый день, каждую минуту — я пытался полюбить тебя. Но не смог. Маша — она как часть меня. И у меня не вышло вытравить ее из своего сердца.
— Твое сердце должно было быть моим! Я встретила тебя раньше! — крикнула уже с каким-то отчаянием Ира.
Анюта у нее на руках завозилась, потревоженная шумом, но не проснулась. Удивительно крепкий сон для ребенка. Слишком странный.
— Ира. Ты чем-то напоила ее? — спросил я негромко.
Нервно улыбнувшись, та кивнула:
— Она так кричала и плакала, что я подлила ей в молочную смесь водки. Ненавижу детей!
То есть Аня всё же заметила, что что-то не так. А потом до меня дошло, что именно сказала Кузьмина.
— Ты напоила мою дочь водкой? — мрачно, с плохо скрытой угрозой в голосе спросил я, надеясь, что это она так шутит.
Оказалось, нет, не шутит.
— Ну да, а что такого? — дернула плечом брюнетка, — Я читала о таком. Так делают, чтобы дети не мешали родителям и не будили их по ночам.
«Ага, а потом они вырастают дегенератами», — добавил я мысленно.
Заметив, как дернулась Мари, я взглядом велел ей не двигаться. Одно резкое движение — и эта сумасшедшая что-нибудь выкинет. Нет, здесь нужно действовать более осторожно. Как с загнанной в ловушку лисой, которая рычит и лает, но в итоге все равно сдается.
— Ира, прошу тебя. Ты ведь не любишь детей. Отдай малышку мне.
— Не люблю, — подтвердила девушка, — Но их любишь ты. Андрюш, а давай я тебе рожу ребенка? Если ты так хочешь спиногрызов? Только вернись — и я всё для тебя сделаю.
Я не понимал, что с ней. Ведь Ира меня точно не любит — в этом я был уверен на все сто. Я просто стал для нее олицетворением какой-то идеи. Цели, к которой она упорно шла. Картинка идеального безоблачного будущего. И которая теперь рушила её сознание, уничтожая её изнутри.
Но сейчас я должен был играть по её правилам. Ради Ани. И Мари. Поэтому я кивнул:
— Хорошо. Я согласен.
Мари бросила на меня короткий взгляд, но я не ответил ей, сосредоточившись на лице Иры и пытаясь каждым своим жестом убедить девушку, что она победила. А та, кажется, пребывала уже в том состоянии, когда мыслить связно получается с большим трудом. И сейчас в ее глазах вспыхнули искорки радости.
— Правда?
Я с готовностью кивнул:
— Конечно. Мы с тобой сейчас уедем далеко-далеко, и начнем всё с начала.