Ритуал
Шрифт:
— Но тогда… — Люк закусил кончик пальца.
Хатч посмотрел на него, удивляясь, что Люк снова противится его идее. — Что? — В его голосе звучало раздражение.
— Что если лес к югу от тропы поредеет. А пойдя по тропе на запад, мы попадем в новые, неизвестные нам земли. Если пойдем в этом лесу в каком-то другом направлении, не значит, что найдем выход. Вчерашний крах тому подтверждение.
— Зачем прокладывать тропу, которая будет бесконечно петлять по лесу? — спросил Хатч. Должна быть точка входа и выхода. Разумной альтернативы нет, шеф.
— Думаю, есть.
— Да иди ты на хрен! — крикнул Дом. — Мы уже сыты по горло! Чтобы еще день тащиться через эти гребаные валуны, да еще туда, откуда мы пришли. Лучше уж еще день ходьбы в противоположном направлении, и мы в Порьюсе.
— Но мы знаем, что тропа, по которой мы пришли, выведет нас из лесу по-любому. А эта уже через две мили может запросто закончится тупиком. Либо приведет прямиком в Норвегию. Стоит нам ступить на нее, как она поведет нас в совершенно ином направлении.
Хатч выпустил изо рта новый гейзер серого дыма и поморщился. — Мы так заплутали, дружище, что честно не знаю, сможем ли снова найти свои вчерашние следы. И эти двое не потащатся обратно через эту чащу. Нужно двигаться дальше. Фил, как твои ноги?
— Неважно, — ответил тот, не поворачивая головы, и натянул капюшон.
— Хреново, как и мое колено, — огрызнулся Дом.
Люк повернулся лицом к Дому. — Если бы ты ходил в спортзал, как мы договаривались…
— О, послушайте этого джентльмена без определенных занятий. У меня трое детей, дружище. Попробуй походи в спортзал, когда работаешь шестьдесят часов в неделю, а еще тянешь на себе семью.
Хатч поднял обе руки. — Парни. Парни. Мы сейчас впустую тратим время. А когда выйдем на тропу, у нас появится хоть какая-то цель. Если тропа никуда не приведет, пересмотрим план. И либо снова рванем через эту чащу на юг, либо попробуем вернуться той тропой, которой пришли вчера, как предлагает Люк. И это единственный вариант, учитывая состояние, в котором находятся некоторые из нас и те трудности, с которыми сопряжено передвижение по данной местности.
Наконец, Фил, не оборачиваясь, заговорил, — Последнее, что я хочу, это провести здесь еще одну ночь.
18
Медленно удаляясь от лачуги и ведя под руки Дома, Хатч продолжал мучиться вопросом, почему не может прогнать от себя эти неестественно яркие образы из сна. Раньше он никогда не страдал лунатизмом.
Он помнил сон до мельчайших подробностей, словно это был фильм, увиденный им накануне вечером в кинотеатре. Он пытался нащупать в тусклых и грязных воспоминаниях какой-либо знак. Какой-то смысл, объясняющий, почему он вылез из спального мешка, поднялся по лестнице на чердак, и преклонил колени перед мерзким гнилым чучелом.
Рядом с ним, в темноте первого этажа дома, стояли две фигуры. Вот с чего начался сон. Старые лица с грязными зубами приказали ему подняться наверх. Сказали, что кое-кто его ждет. Не заставляй его ждать, — сказали
И он начал подниматься. Все выше и выше по черной деревянной лестнице. Он отчаянно не хотел идти наверх, но чья-то воля не давала ему развернуться и спуститься вниз. Он вспомнил, что при попытке прекратить восхождение, он онемел и потерял способность дышать. Поэтому он пошел наверх. И оказывается, в то же время он действительно поднимался по лестнице.
— Не так быстро, Хатч! — попросил идущий рядом Дом.
— Ммм? Извини, — Хатч сбавил шаг.
Подошвы его босых ног были черными от грязных старых ступеней. Вытянув руки, он пытался удержать равновесие на скользком дереве. Он был совершенно голый. Его тощее бледное тело бил озноб. Он ощущал себя маленьким мальчиком, ковыляющим в ванную. Да, во сне он был гораздо моложе и отчаянно нуждался в покровительстве и защите.
В доме не было окон, только слабый красноватый свет исходил оттуда сверху. Свернув с лестницы, он проковылял на чердак и открыл рот, чтобы позвать на помощь. Но не смог издать ни звука. В легких не было воздуха, словно он запыхался от бега.
Он стоял в этом красном месте, не подымая головы и не отрывая глаз от своих грязных ног. Грязных и мокрых. Теплая моча стекала по ногам, щекоча бедра и икры.
Он старался не смотреть вверх, потому что с ним на чердаке было еще нечто. Оно сопело от возбуждения, потому что чувствовало исходящий от него запах мочи и страха.
Кости. На полу лежали кости. От их вида ему стало еще хуже. Особенно от тех, с прилипшими серыми кусочками. Некоторые из маленьких скелетов настолько почернели, что было непонятно, чьи они. Он шел по грязным доскам, стараясь не наступать на кости, но некоторые все же хрустели под его грязными ногами. По мере его приближения к источнику сопящего звука, кости становились крупнее.
А потом он почувствовал запах. От смрада навоза, бычьего пота и серы заслезились глаза. Вырывающийся из козлиной пасти пар пробил его на кашель. Этот привкус все еще стоял у него во рту, когда его разбудил Люк.
А еще во сне он услышал стук. Совсем рядом. Словно деревом стучали по дереву. Прямо перед ним. И он не смог удержаться от соблазна взглянуть на источник этого глухого стука.
Черные копыта. Они снова возникли у него в памяти. Большие и острые, пожелтевшие на концах. Широкие, как у лошади, они щелкали по деревянному ящику, в котором сидело оно. Сидело и стучало ими от возбуждения. Черный край деревянного ящика был весь сколот и покрыт царапинами.
Радость существа росла с приближением его мягкого белого тела. Уже так близко. Он слышал влажное сопение и глухое ржание, исходящие из огромной, жаркой пасти. Она щелкала желтыми зубами, словно капкан.
Прямо перед ним, в передней части ящика был небольшой полукруглый вырез. Так, чтобы он поместил в него свою шею, свесив голову в невыносимый мускусный смрад, исходящий от этого полудьявола-полуживотного. Под усеянное розовыми сосками, волосатое брюхо. А потом эти копыта ударят тебя, словно молот обеденную тарелку.