Ритуал
Шрифт:
Голова Дома дернулась назад, с выражением недоумения и отвращения на лице. Второй кулак зашел с другой стороны. Люк смотрел, как его рука стремительно размахивается и наносит Дому жесткий удар в челюсть. На этот раз он метил именно в челюсть.
Дом тут же свалился на землю, даже не пытаясь смягчить падение руками. Потому что все еще прижимал их к лицу.
Хатч с Филом отшатнулись от Люка, уставившись на него как на какого-то опасного незнакомца. Они были шокированы и напуганы. Но он хотел продолжить взбучку. Ему не нужна была быстрая победа.
Рукам совсем не было больно, и внезапный выход энергии, удвоенный с падением Дома, вызвал у него бурный прилив эйфории. Его тело словно перестроилось в тугую, крепкую и четкую структуру. Зрение вернулось в полном цвете. Слух прояснился, словно из ушей вытекла теплая вода после ванной. Он осознал, что его учащенное дыхание уже перешло на хрип.
Дом сидел, раскинув ноги, уронив голову на грудь, и зажимал обеими руками рот. Лица его никто не видел.
Дом плакал. Плакал от злости. — Я больше ни на минуту не останусь с этим ублюдком! — воскликнул он. Сидя на поваленном дереве, Люк слышал доносившийся из-за деревьев высокий и пронзительный голос Дома.
— Пусть валит в другую сторону… Не, я пас… Это же не на вас напал этот ублюдок… Этот неудачник чокнутый. Он всегда был таким. Вот почему не может и пяти минут удержаться на одной работе. Вот почему он всегда один. Логично? Мудак он. Не собираюсь больше терпеть этого тупого ублюдка. Кому нужен этот инфантил? Не, с меня хватит.
Тут на Люка снова нахлынул тот страшный жар. Он вскочил и бросился к тому месту, где Хатч и Фил успокаивали Дома. Он до боли стиснул зубы, но, опасаясь, что вот-вот их сломает, вернул самообладание и разжал челюсть.
— Продолжай, жирный говнюк! — проревел он. Фил и Хатч шарахнулись в сторону. Дом поднял обе руки вверх и закричал, — Отвали!
На этот раз он так быстро ударил между вскинутыми ладонями Дома, что тут же почувствовал, как в основании шеи что-то хрустнуло и налилось огнем. Три удара пришлись Дому в лицо, и Люк почувствовал, как нос под его кулаком уходит в сторону и ломается, словно дужка в воскресном жарком. Четвертый и пятый попали в макушку и затылок, и Дом рухнул в кусты. Свернувшись в клубок, он обхватил голову руками. При последнем ударе Люк повредил себе мизинец и костяшку. Он сунул руку подмышку и отошел в сторону.
— Еще одно слово. Еще одно слово… — Он пытался говорить, но у него перехватило дыхание, и голос дрожал от волнения.
— Господи Иисусе. Господи Иисусе. Успокойся же. Черт. — говорил скороговоркой Хатч. Вцепившись в плечи Люка железной хваткой, он пытался увести его прочь.
— Еще одно слово от него услышу, и ему конец. Клянусь.
Они вместе отошли в сторону. Хатч держал его за локоть. Дом продолжал лежать, свернувшись в клубок. Фил присел рядом и тихо говорил ему что-то, но Люк не слышал, что именно.
— Боже, Люк. Послушай сам себя. Ты разговариваешь, как быдло. Это же не ты. Какого черта?
Люк сел на поваленный ствол, где сидел еще недавно. Руки у него тряслись так сильно, что Хатчу пришлось взять у него пачку и прикурить две сигареты. Для себя и для него.
— Успокойся. Расслабься. Остынь. Мужик, что на тебя нашло?
Люк молчал. Он просто курил быстрыми затяжками, пока его не затошнило. Вместе с мокротой и никотиновой смолой в пустой желудок просочилось столько кортизона и адреналина, что его чуть не вырвало. Он расстегнул куртку до пояса и наклонился вперед, полной грудью вдыхая холодный влажный воздух. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным. Его начал колотить озноб.
— Похоже, отпуск подошел к концу, — сказал Хатч после нескольких минут молчания.
Люк расплылся в улыбке, но со стыдом понял, что смеется в полной тишине. Хатч тоже улыбался, только какой-то слабой и вымученной улыбкой. Он покачал головой. — Не знал, что ты такой, шеф. Видит бог, я давно уже хотел накостылять Дому, но такие как мы просто не должны так себя вести. О чем ты думал?
Посмотрев на Хатча, Люк увидел в глазах друга разочарование. И стойкое отчуждение. После подобного события ничего уже не вернуть. Ничего уже не будет, как прежде. Он знал, что их дружбе пришел конец.
— Черт, — сказал он и покачал головой. Замолчал, сделал несколько судорожных глотков, с трудом сдерживая слезы. К горлу подступил комок. Какое-то время он не мог говорить, потом встал и пошел прочь от мертвого, поваленного дерева.
— Что я здесь делаю? — сказал Люк, уходя дальше по тропе. Хатч шел за ним, опустив голову, с бледным и грустным лицом. Его явно тяготила сложившаяся ситуация и навязанная роль родителя, принимающего все решения.
— Да, я не мог себе позволить эту поездку, но я не дам называть себя неудачником. — В груди у Люка защемило. Он хотел оправдаться в своих действиях, вызванных обидой на Дома, но не смог.
Хатч посмотрел на небо и зажмурился от падающих на лицо дождевых капель. — Вернусь-ка я лучше к легкораненому.
— Он ничего не знает обо мне. Ничего. И никто из вас не знает.
— Да он ничего и не имел в виду. Как и все мы.
— Я что, придурок?
Хатч посмотрел себе под ноги и вздохнул.
— Ты тоже так считаешь. Все нормально. Так и скажи. Мне уже насрать. Я готов хоть сейчас уйти, Хатч.
— Хватит нести чушь. Мы уже сыты по уши.
— Я собирался пойти за помощью.
— Да, мы еще не дошли. Да, забуксовали. Но я хочу, чтобы вы все немного остыли. Иначе ни к чему хорошему это не приведет.
— Извини. Я просто не сдержался.
— Брось!
Они не могли смотреть друг другу в глаза. Они смотрели на землю, на небо, на бесконечные деревья и кусты вокруг, которые были им совершенно безразличны.
— Хатч, я прошел несколько миль. Достиг конца тропы. Весь ободрался, чтобы найти выход. А когда вернулся… я так разозлился. И не сдержался. Потому что… вы почти не сдвинулись с места. Как будто в этом не было никакой необходимости.