Ритуал
Шрифт:
Ротар с этим его жалобным и мерзким, как робкий шелест ветра в моих мыслях, «погладь, лхани». Он чем-то напоминал беспомощного щенка, заискивающе виляющего хвостом и сомневающегося: погладят его сейчас или ударят, резко, наотмашь, без жалости. Великие боги, как же я ненавидела его! За эти его робкие мысли, за дурацкую преданность, за жалкую привязанность. Где эта обычная гордость, которая отличает всех драконов? Всадники выращивают их, но крылатые ящеры все равно никогда не уступают, не слушаются, пока не убедятся, что человек достоин им указывать. Да и то часто спорят и навязывают свое мнение. На это и направлены уроки драконологии – научить всадника и летучего ладить, слушать друг друга. С Ротаром такого не было. Раньше он мог ждать меня на одном месте до посинения, хоть землетрясение, хоть дождь. Если я скажу: прыгай с обрыва, он бы прыгнул, даже не умея летать. Мне кажется, если бы я сказала: сдохни, он бы послушно умер, сразу прикрыв глаза. Но я не могла. Я ненавидела его, искренне, люто за то, что он умирал, хотя я ему говорила: живи.
Задумавшись, я не заметила, как подошла очередь. Пока стоящие впереди болтливые адептки уверенно выбирали вялые салаты, я присматривалась к недоваренному рису и зеленоватым котлетам. Чем темные не шутят! Нашу местную повариху я терпеть не могла. Даже не за то, как она готовит, а за привычку вопить в лицо хрипловатым, прокуренным басом: «Надумала? Живей давай!»
Меня часто удивляло, как в Академии магии, где учится шхэн знает сколько практиков, алхимиков, изучающих яды, боевых магов тех же, эта упитанная противная тетка остается все такой же живой, здоровой и хамоватой. Почему никому в голову не пришло превратить ее в какую-нибудь еще более страшную живность, чем она является теперь. Впрочем, за нападение на служащего Академии полагалось исключение или лишение стипендии, и ради нескольких секунд торжества никто, возможно, не хотел рисковать. Лично у меня стипендия была средненькой, да и платили мне ее скорее из жалости, наставник Магуэрц всегда был хорошим дядькой и близко к сердцу принимал беды своих адептов. Слишком мало их у него было. Теорию я всегда сдавала неплохо, но вот с практикой одни проблемы. Точнее, ее вообще у меня не было. Раньше мы с Ротаром еще хоть как-то посещали семинары. Но когда начались тренировки полетов и эта его болезнь, у меня появилось слишком много свободного времени. Если это можно назвать преимуществом. Я ждала. Наставник ждал, сторож загонов, мои сокурсники. Мы все дружно ждали, когда Ротар подохнет. Я снова почувствовала, как заболел мой живот. Ненависть, проклятая ненависть. Странно, что я принимаю все не близко к сердцу, а чуть ниже.
– Рис и котлеты, – обреченно буркнула я в ответ на вопль поварихи и взяла неаппетитную тарелку. Занятия начинались, адепты потихоньку рассасывались на лекции и семинары, поэтому я даже нашла не забитый никем стол где-то в углу. Идеальное место. В последнее время чужая компания стала меня раздражать, их вопросы – ну как твой дракон? – их кошели, набитые деньгами. То, с какой небрежностью они ими сыплют. Конечно, либо подрабатывают, либо присылают родители. У меня даже такого выбора не было. Вместо щедрых пожертвований растущему организму мне все чаще приходили письма с упреками и даже угрозами приехать и проверить, как идут мои дела и на что тратятся кровью, потом и снова кровью заработанные деньги. Ответить им было нечего. Моя перспективная и очень нужная королевству профессия загнала меня в угол. Без дракона я никто. Все равно что пианисту пытаться зарабатывать своей игрой, не имея пианино. Была еще возможность, что при самом дерьмовом раскладе я смогу устроиться помощником мага в какую-нибудь не очень приличную, занимающуюся торговлей из-под полы шхэнову лавку, но, представляя это, хотелось выть. Учиться в столь знаменитой Академии, а потом работать хуже чем развозчиком помоев. Уже представляю, что я скажу на встрече выпускников. Вирс станет архимагом, Линнар знаменитым драконологом, кто-то в королевский летучий отряд устроится, а я такая прихожу: зацените, ребята, я круто работаю помощником в лавке второсортных товаров. Впрочем, на них мне плевать. И на чужое мнение плевать. Не по себе только от реакции родителей, продавших дом и переехавших на окраину, только чтобы оплатить обучение, когда у меня открылся дар. Это был шанс один на миллион, редкая, почти невозможная удача для нашей семьи. Но я поставила не на того дракона и проиграла. Глупо упустила свою удачу. Только я так могла. Впрочем, это как раз было неудивительно, я умудрялась все ломать, портить, влипать в такие ситуации, которые потом месяцами аукались. Это уже был вполне ожидаемый ход судьбы. Давай я подкину тебя как можно выше, чтобы ты потом окончательно отшибла свою задницу. Мило.
Я вяло пережевывала рис, стараясь не концентрироваться на вкусе. Хотя вкуса как раз не было. Было ощущение, будто я жую старый пресный картон. Рис был жестковат. Котлеты мягкими и холодными, напоминая что-то давно умершее. Главное – проглотить, я уже привыкла, а дальше желудку все равно, что переваривать, зато сытно. И хватает надолго. У меня комплекция уже настоящего всадника драконов. Худая, даже тощая. И это при моем росте. Нет, рост у меня как раз в тех краях, где я родилась, нормальный, даже средний, но, придя в Академию, я будто оказалась в королевстве карликов. Будущие маги – все, будто проклятые при рождении, отличались хилым хлипким телосложением и низким ростом. Возможно, тут действительно замешано долгое воздействие магии на поколения, как говорится в теории о наследовании внешности. Тот, кто щелчком пальцев может взорвать камень, и не должен быть особенно мускулистым.
В общем, магов в седьмом поколении издалека по изящному телосложению видно, все они напоминают высшую знать, тонкокостные, легкие, но не заморенные. Я была выше большинства местных девиц, более широка в кости и чувствовала себя рядом с ними неуютно, как глиняная чашка рядом с хрустальными бокалами. Мое детство трудно назвать безоблачным, до самого совершеннолетия меня лихорадила проклятая подростковая ломка, да и сейчас я… слегка нескладная. Непередаваемое очарование только вылупившегося, бесперого птенца. Не того, который пушистый и милый, а того, который вечно голодный, голый, с нелепо торчащими крыльями. Я была магом в первом поколении. И может, мои дети дара не унаследуют, а это просто странная случайность, искра магии, ни с того ни с сего проснувшаяся во мне. Тупая издевательская шутка судьбы. Ты теперь можешь колдовать, только на шхэн тебе этот дар?
Я помрачнела еще больше. Оглядела оставшихся в столовке людей. В основном людей. Как ни странно, после войны 705 года, когда эльфы были признаны чуть ли не врагами всех рас. Остроухие тогда настолько обезумели, что уничтожали всех без разбору, без какого-либо плана, как стая саранчи набрасывается на поля. Их эртанэ погиб, и всем эльфам временно снесло крышу, пока не выбрали другого властителя. Тогда при одном слове «эльф» дергались, а теперь, всего-то через двадцать пять лет после разгромного поражения, эти ушастые опять шастают, как будто ничего и не было. Нагло записываются в людские Академии магии и ведут себя как короли. Конечно, их теперь меньше, чем раньше, маманя рассказывала, в свое время они многие лавки держали, особняки в центре людских городов покупали. На приемах у короля постоянно появлялись. Теперь же ушастые чуть присмирели, но все равно не настолько, насколько стоило бы после той войны. Думают, без них не обойдутся. Как же. К эльфам я испытывала не то чтобы врожденную – я не расистка, – но вполне ощутимую неприязнь за те их качества, за которые людям обычно дают в морду. Высокомерие, взгляд на все и всех свысока, вечный вид, будто вокруг них одни черви ползают. Их красоту, которую они отлично осознают и бросают в лицо людям, как заклинание массового поражения. Им плевать, клюнет на них кто-нибудь или нет, но этакий гнилой эротизм, с которым они вечно поправляют волосы и одежду, меня всегда раздражал. Кто они такие, чтобы считать, что все должны вешаться на них?
Один из учащихся в Академии эльфов как раз сидел напротив, лицом ко мне. Часть адептов разошлась, столы освободились, и теперь мы все время натыкались взглядами друг на друга. Мне не нравилось, как он на меня смотрит. Я не люблю взглядов, которые не понимаю. Может, это была глубоко запрятанная неприязнь, может, нет. Но уж точно не их обычная насмешливая надменность. Он сидел в одиночестве и лениво ковырялся в салате, словно пытался выловить там таракана. Вроде бы смотрел совсем в другую сторону, но, поднимая голову от тарелки, я иногда ловила на себе его пристальный взгляд. Даже не знаю, зачем и на кого так можно смотреть. Хотя эльфы иногда проявляют любопытство непонятно к кому и непонятно зачем, так просто, от скуки. Мы не были знакомы, но я знала его имя, кто-то из девчонок на нашем этаже глупо сох по нему, как тут уж не запомнить под их стенания. Ох, он такой сладенький… шхэн, как же эту скотину зовут? Помню, это рифмовалось с «горошек». И начиналось на «А»… Алдошек? Мать его эльфийская! Я неожиданно для себя хрюкнула в почти уже пустую тарелку. Алдошек!
Кажется, он понял, что я ржу над ним. Ну да, очень умно, сидим напротив друг друга и пытаемся есть, над кем мне еще ржать. Может, ему крикнуть: «Это я не над тобой, я просто анекдот вспомнила»? Мстительные эти ушастые. Кстати, странно, что эльф, такой разборчивый и высокородный, постоянно жрет в столовой. Было бы невероятной справедливостью жизни, если бы у него тоже не было денег. Его взгляд, на который я постоянно натыкалась, раздражал все больше, но я не уходила из принципа. Пусть не думает, что из-за какого-то вшивого ушастика я не буду доедать эту жутко питательную гадость на тарелке. Но наконец рис закончился, и я противно заскребла вилкой, пытаясь собрать остатки котлеты. Вряд ли она сделана из чего-то дохлого, скорее из старого хлеба. Только это и утешало. Повара в столовой ярые защитники животных.
И чего он на меня пялится? Временами у меня проявлялась несчастливая способность раздражать кого-то без особой причины. Я, наконец, встала и отнесла поднос с тарелкой обратно, едва сдержав вздох облегчения. Терпеть не могу, когда меня кто-то так пристально разглядывает. И что дальше? А дальше надо занять чем-нибудь проклятое время, которого у меня гора и еще больше. Библиотека Академии открыта для всех, и я самостоятельно изучала те заклинания, которые обычно драконологам не преподают. Но если с полетами выйдет облом, хоть на что-то сгожусь в жизни. Общий курс начальной магии мы два года проходили вместе с другими факультетами, а вот потом должны были учиться летать. Впрочем, другие и учатся. Изучать заклинания самой было довольно сложно, кое в чем, конечно, помогали мои приятели с других факультетов, но объяснять мне долго ни у кого не хватало терпения. Я изучала все подряд, не обязательный курс, а нарезку из того, что полезно в реальной жизни. Пока я еще учусь тут, словно исполняя наказание свыше, я недосыпала, часами пропадала в тренировочных, читала чужие конспекты, только чтобы успеть добиться хоть чего-то. Куда уж тут занудному ботанизму эльфов. Уходя, я специально не обернулась, по принципу: с глаз долой – проблемы вон. Если перестану замечать его, может, с чего-то невзлюбивший меня эльф чудесным образом перестанет замечать такое ничтожество, как я.
Глава 2
Шанс, которого лучше бы не было
Когда кажется, что падать дальше уже некуда, судьба безжалостно втаптывает тебя в пол. На выходе меня подловил Ильдар, зябко кутающийся в свою темную мантию, схватил меня за запястье прохладной жесткой ладонью и немедленно боязливо отпустил, будто за прикосновение в нынешние жестокие времена отправляют на каторгу. На коже остался холодный отпечаток его пальцев, как от касания стылого железа. Мы были скорее плохими знакомыми, чем хорошими, но временами общались, по той причине, что я слишком часто натыкалась на него в подземельях.