Ритуальные грехи
Шрифт:
Рэйчул чуть не стошнило.
— В четыре года? — тихо спросила она.
— Да, он был дьявольским отродьем с малых лет. Ничего на него не действовало — ни то, что его пороли, ни то, что закрывали в шкафу на целую ночь. Он никогда не выказывал слабости. Я видела, как он плакал один-единственный раз — когда хоронили его маму, но это тоже случилось по его вине.
— Почему? Вы думаете, он ее убил?
Эстер презрительно усмехнулась.
— Если он кого-то и любил, то только свою маму. Она была глупой шлюшкой, с
— Тогда в чем же он провинился?
— Да в том, что существовал, крошка! Ему и рождаться-то не следовало. Если бы Мэриджо была порядочной девушкой, какой ей и полагалось быть, мой мальчик относился бы к ней с уважением. Но она принесла ему в подоле ублюдка, и он не смог ее простить. Он старался выбить порок из них обоих, да только ничего хорошего из этого не вышло. В конце концов, Мэриджо сделала то, что и должна была сделать. Повесилась в старом амбаре Джексона.
— Значит, ей нужно было сделать аборт и никогда не говорить об этом Джексону, так что ли?
— Аборт — это грех. Нельзя причинять вред неродившемуся ребенку, — назидательно сказала Эстер. — Ей следовало блюсти чистоту до того времени, когда Джексон созрел для женитьбы.
— Глупышка Мэриджо, — тихо сказала Рэйчел.
— Мне кажется, в конце она все же получила по заслугам. А теперь жарится в аду.
— Почему вы так говорите?
— Она наложила на себя руки. Думаешь, после этого ее взяли на небеса? Лживая маленька тварь, вечно глядела на нас с сыном так, будто боялась нас до смерти. А ведь Бог свидетель, мы бы и мухи не обидели.
Рэйчел бросила взгляд на сильные, узловатые руки Эстер, которыми та порола четырехлетнего ребенка, да так, что он не мог после ходить, и вздрогнула от отвращения.
— Ты знаешь, а ведь это он ее нашел, — спокойно продолжала Эстер. — Дело было в День Благодарения, она поставила еду на стол и вышла. Джексон приказал Люку сесть и съесть свою порцию, поэтому, когда тот ее нашел, прошло четыре часа. Слишком поздно, чтобы чем-нибудь помочь. Что и говорить, в том году праздник был испорчен.
— Могу себе представить, — тихо сказала Рэйчел.
— С той поры он изменился. Раньше это был тихий мальчик, можно сказать, не от мира сего. После того, как он нашел свою маму и обрезал веревку, он стал совсем странным. Дерзким, лукавым. Учителя стали его бояться. Черт, даже я его побаивалась, а ведь мальцу в то пору было только восемь годков. Не знаю, правда, сколько истинного зла скрывалось в его сердце. Джексон старался выбить из него эту дурь, да все напрасно. Джексон был как отец маленькому ублюдку, хотя после того, как Мэриджо умерла, он никакой ответственности за него не нес. И чем же отплатил ему мальчишка? Взял отцовское ружье и снес ему голову.
— Но ведь полиция пришла к выводу, что это тоже было самоубийство.
— Мой сын слишком себя почитал, чтобы
— Погодите, вы сказали, что Люку было восемь, когда его мать умерла?
— Так и было. Джексон женился на Мэриджо, когда Люку исполнилось два года.
Ход мышления старухи не поддавался никакой логике.
— Так что же случилось с этим исчадием ада после смерти вашего сына?
— После того, как Люк его убил? Мальчишка взял да уехал, и скатертью ему дорога. Он знал, что у Джексона осталось здесь много приятелей и все они не питали особой симпатии к маленькому гаденышу, кроме нескольких сердобольных учителей. Хотя не могу понять, по какой причине, ведь он-то и в школе отродясь не бывал. Вобщем, после расследования Люк скрылся из города. Даже не зашел попрощаться.
— А если бы он это сделал, как бы вы поступили?
— Убила бы, — просто сказала Эстер. — Наверное, он это понял.
— Уж это точно, — отозвалась Рэйчел. — И больше вы о нем ничего не слышали?
— Не-а. Пока не прочитала о нем в одной из газет, знаете, таких, которые валяются на прилавках в супермаркете. Он убил какого-то парня и угодил в тюрьму. Где ему самое место. А сейчас поглядите-ка, тысячи дураков вручают ему свои денежки, приняв его за Иисуса Христа или еще кого. Да его полагается прибить за одно только богохульство, не говоря уже о прочих грехах.
Эстер выглядела как женщина, готовая на столь богоугодное дело.
Рэйчел снова почувствовала позыв на рвоту. Тем не менее, на ее лице засияла самая любезная улыбка, одна из тех, которыми так славилась Стелла. В свое время мать учила ее светским манерам и твердила, что женщина должна улыбаться, даже если весь мир летит ввех тормашками.
— Я уверена, что он получит по заслугам, — мягко сказала она.
— Вы ведь собираетесь это сделать, да, милочка? Исправить зло, причиненное моему сыну много лет назад?
Рэйчел бросила на нее быстрый взгляд.
— Мне кажется, лучше оставить это вам, — сказала она.
Эстер хмыкнула.
— Думай, как хочешь, крошка, но готова побиться об заклад, что ты станешь его погибелью, хочешь ты того или нет.
— Я не желаю ничьей смерти, — тихо сказала Рэйчел.
— Не всегда получаешь то, чего хочешь, — заметила Эстер. — Все закончится тем, что ты его убьешь. Полностью уничтожишь. Все будет так и не иначе.
Рэйчел с радостью покинула дом Эстер, хотя ее тут же окутала знойная духота. Казалось, испанский мох пустил корни в ее легких, но ей было все равно. Она чувствовала облегчение только оттого, что перестала дышать одним воздухом со старой ведьмой.