Роб Рой
Шрифт:
— Я, может быть, не вправе ждать, — начал он, — что вы, ваша честь, отнесетесь с доверием к моим словам, а все-таки это святая правда: Эмброз Уингфилд — честнейший человек на свете, однако, если есть в нашем краю двуличный плут, так это его брат Лэнси, — вся округа знает, что он шпионил для клерка Джобсона за несчастными джентльменами, попавшими в беду. Но он диссидент, а в наши дни, как я понимаю, больше ничего и не спрашивается.
Отведя душу этими словами, на которые я не счел нужным обратить внимание, и поставив на стол вино, дворецкий вышел из комнаты.
Мистер Уордло, посидев со мною до сумерек, собрал наконец свои бумаги и отправился к себе домой, оставив меня в том смятенном состоянии духа, когда мы сами затруднились бы сказать, хотим ли мы общества или одиночества. У меня, впрочем, не оставалось выбора: я был один в комнате, которая скорее всякой другой могла настроить меня на грустные размышления.
Когда сумерки сгустились, проницательный Эндрю надумал просунуть голову в дверь — не затем, чтобы справиться, нужен ли мне свет, но чтобы посоветовать мне осветить библиотеку — в защиту от призраков, неотступно тревоживших его воображение. Я раздраженно отверг его совет, помешал дрова в камине и, устроившись в одном из тяжелых кожаных кресел, стоявших с двух боков у старинного готического камина, безотчетно наблюдал за полыханием огня.
«Так растут, — сказал я про себя, — и так умирают человеческие желания! Вскормленные мельчайшими пустяками, они разжигаются затем воображением — нет, питаются дымом надежды! — пока не пожрут того, что сами воспламенили; и от человека с его надеждами, страстями и мечтаниями остается лишь ничтожная кучка золы и пепла!»
Точно в ответ на эти думы, с другого конца комнаты донесся глубокий вздох. Я вскочил изумленный: Диана Вернон стояла предо мною, опираясь на руку человека, до того похожего на портрет, не раз упомянутый здесь, что я поспешил взглянуть на раму, словно ожидая увидеть ее пустой. При первом взгляде я подумал было, что вдруг сошел с ума или что духи умерших и впрямь восстали из тьмы и явились меня смущать. Но второй взгляд убедил меня, что я в здравом уме и стоящие предо мною фигуры вполне реальны и вещественны. То была сама Диана, хотя побледневшая и осунувшаяся; и не выходец с того света стоял подле нее, а Воган, вернее — сэр Фредерик Вернон, одетый в точности как его предок, с чьим портретом его лицо имело семейное сходство. Он заговорил первый, потому что Диана стояла потупив глаза, а у меня от волнения буквально прилип язык к гортани.
— Мы приходим к вам просителями, мистер Осбалдистон, — сказал он, — мы просим о пристанище и о защите под вашим кровом до той поры, когда сможем продолжать путь, на котором тюрьма и смерть стерегут меня на каждом шагу.
— Конечно, — выговорил я с большим трудом, — мисс Вернон не может предполагать… вы, сэр, не можете думать, что я забыл, как участливо вы отнеслись ко мне в трудную минуту, или что я способен предать кого бы то ни было, а тем более вас.
— Знаю, — сказал сэр Фредерик, — но я крайне неохотно обременяю вас доверием, быть может нежелательным и, несомненно, опасным. Я, право, предпочел бы затруднить этим кого угодно, только не вас. Но судьба, которая издавна меня преследовала и обрекала на жизнь изгнанника и беглеца, полную превратностей, жестоко преследует меня и сейчас, и у меня нет выбора.
В это мгновение отворилась дверь и послышался голос услужливого Эндрю:
— Я принес свечи, можете зажечь, если вам будет угодно. Невелика премудрость, как-нибудь управитесь.
Я бросился к двери и достиг ее, как надеялся, вовремя, чтобы не дать Эндрю разглядеть, кто был со мною в комнате. Сгоряча я с силой вытолкнул его, захлопнул за ним дверь и повернул ключ в замке; но тотчас же мне пришли на память два его товарища, ждавшие внизу; и, зная болтливость своего слуги и вспомнив замечание Сиддола, что в одном из молодцов подозревают шпиона, я со всех ног бросился вслед за слугой в людскую, где застал их всех троих. Отворяя дверь, я слышал громкий голос Эндрю, но при моем неожиданном появлении говоривший сразу умолк.
— Что с вами, дуралей вы этакий? — сказал я. — У вас такое испуганное лицо, точно вы увидели привидение.
— Н… ни… ничего, — сказал Эндрю, — только уж больно ваша честь погорячились.
— Потому что вы разбудили меня сдуру, когда я крепко спал. Сиддол сказал мне, что не может сегодня достать постели для ваших двух молодцов, и мистер Уордло полагает, что ничего особенного не случится и не стоит задерживать их на ночь. Вот им крона, пусть выпьют за мое здоровье: спасибо им, что согласились прийти. Нечего мешкать, уходите из замка теперь же, ребята.
Молодцы поблагодарили меня за щедрость, взяли деньги и ушли, видимо, довольные и ничего не заподозрив. Я смотрел им вслед, пока не удостоверился, что в эту ночь им больше не придется судачить с честным Эндрю. А я так быстро кинулся за ним по пятам, что у него, я думал, не было времени сказать им и двух слов до того, как я его перебил. Но, право, сколько бед могут натворить всего два слова! В этом случае они стоили двух жизней.
Приняв такие меры (лучшее, что мне пришло на ум в горячую минуту), я вернулся рассказать своим гостям, что сделано мною в ограждение их безопасности, и добавил, что я приказал Сиддолу самому выходить на стук в ворота: я понимал, что мои гости укрылись в замке не иначе, как при содействии старого дворецкого. Диана взглядом поблагодарила меня за хлопоты.
— Теперь вы разгадали все загадки, — сказала она. — Вы, разумеется, знаете, каким дорогим и близким родственником приходится мне тот, кто так часто находил здесь убежище, и не будете удивляться, что Рэшли, проникнув в эту тайну, держал меня как в железных тисках.
Ее отец добавил, что они не намерены долго докучать мне своим присутствием и уедут при первой возможности.
Я просил беглецов отбросить все побочные соображения и думать только о собственной безопасности, положившись на мою готовность всячески им помочь. Им, конечно, пришлось разъяснить мне, в каких они находились обстоятельствах.
— Рэшли Осбалдистон был мне всегда подозрителен, — сказал сэр Фредерик, — а его поведение с моей беззащитной дочерью, о котором я с трудом принудил ее рассказать мне, и его предательский поступок с вашим отцом научили меня ненавидеть и презирать его. При нашем последнем свидании я не скрыл от него своих чувств, хотя благоразумие требовало другого. Обиженный моим презрительным обращением, Рэшли прибавил к списку своих злодеяний измену и отступничество. В то время я еще питал надежду, что его предательство не повлечет за собой больших последствий: граф Map располагал в Шотландии доблестной армией, лорд Дервентуотер с Форстером, Кенмуром, Уинтертоном и другими стягивали силы к границе. Ввиду моих обширных связей среди английской знати и дворянства было решено прикомандировать меня к отряду горцев, который под предводительством бригадира Мак-Интоша из Борлума переправился через Форт у самого устья, пересек равнину Нижней Шотландии и присоединился у границы к английским повстанцам. Дочь делила со мною труды и опасности этого похода, такого долгого и утомительного.
— И она никогда не оставит своего дорогого отца! — воскликнула мисс Вернон, нежно приникнув к его плечу.
— Попав в среду наших английских друзей, я сразу понял, что дело проиграно. Наша численность не росла, а убывала, и к нам никто не присоединился, кроме немногих единомышленников. Тори Высокой церкви пребывали в нерешительности, и в конце концов мы были окружены превосходными силами противника в небольшом городке Престоне. В течение суток мы доблестно отбивались. На следующий день вожди наши пали духом и решили сдаться на милость победителя. Для меня сдаться на таких условиях означало положить голову на плаху. Двадцать или тридцать джентльменов держались одного мнения со мною. Мы сели на коней и в центре нашего маленького эскадрона поместили мою дочь, пожелавшую разделить мою участь. Мои товарищи, пораженные ее мужеством и дочерней преданностью, заявили, что скорей умрут, чем покинут ее. Мы ехали всем отрядом по улице Фишергет, которая вывела нас к заболоченному полю, или лугу, что тянется вплоть до реки Рибл, где один из наших обещал показать нам удобный брод. На болоте неприятель не держал больших сил, так что мы отделались стычкой с патрулем хонейвудских драгун, которых обратили в бегство и порубили. Мы переправились через реку, выбрались к большой дороге на Ливерпуль и потом рассеялись, чтоб искать убежища в различных местах. Меня судьба привела в Уэльс, где многие дворяне разделяют мои религиозные и политические убеждения. Однако мне не представилось надежного случая для побега морем, и я вынужден был отправиться снова на север. Один мой испытанный друг назначил мне встречу в этих краях и должен проводить меня в гавань на Солуэе, откуда заранее приготовленная шхуна увезет меня навсегда из родной страны. Так как Осбалдистон-холл теперь необитаем и отдан под присмотр старику Сиддолу, — а он и раньше был здесь нашим доверенным лицом, — мы отправились в замок, как в известное нам надежное убежище. Я переоделся в костюм, которым не раз успешно пользовался, отпугивая суеверных крестьян и слуг всякий раз, когда им доводилось случайно увидеть меня; и мы с минуты на минуту ждали, что Сиддол сообщит о прибытии нашего друга-проводника, когда неожиданно сюда явились вы и, поселившись в этой комнате, не оставили нам другого выбора, как прибегнуть к вашему великодушию.