Роб Рой
Шрифт:
«Повидаюсь с ней, — мысленно сказал я себе, — если удастся, еще раз. Поговорю с ней как друг, как родственник, укажу, какой опасности она подвергает себя, и помогу ей удалиться во Францию, где ей можно будет спокойно и благопристойно выждать исхода волнений, разжигаемых, несомненно, тем политическим совратителем, с которым она соединила свою судьбу».
— Итак, я могу заключить, — сказал я вслух Мак-Грегору после пяти минут молчания с той и с другой стороны, — что его превосходительство (буду звать его так, раз вы не хотите сообщить мне его настоящее имя) жил в Осбалдистон-холле одновременно со мной?
— Понятно, понятно. И в комнате молодой леди, по вполне естественной причине.
Эта непрошеная справка прибавила
— Но никто не знал, — продолжал Мак-Грегор, — что он скрывается там, кроме Рэшли и сэра Гилдебранда. Посвящать вас — об этом не могло быть и речи, а у прочих молодцов не хватило бы ума разобраться, где кошка, а где сметана. Хороший дом, старинный, и что мне в нем особенно нравится — это множество ходов и выходов, нор и тайников: засадите вы там в закуте двадцать — тридцать человек, и вся семья проживет неделю, ничего не обнаружив, что, конечно, может представить при случае большое удобство. Вот бы нам такой Осбалдистон-холл в Крейг-Ройстонские горы! Но нам, дикарям, служат ту же службу леса и пещеры.
— Надо полагать, его превосходительство, — сказал я, — был причастен к тому первому злоключению, которое постигло…
Я невольно запнулся на имени.
— … Морриса, хотите вы сказать, — хладнокровно добавил Роб Рой, слишком привыкший ко всякому насилию, чтоб возмущение, выраженное им вначале, могло долго его волновать. — Я, бывало, от души смеялся над той проделкой; но теперь, после злополучной истории в Лох-Арде, мне как-то не до смеха. Нет, его превосходительство был тут ни при чем, мы обделали все между собой — Рэшли и я. Но потеха-то пошла после, когда Рэшли ухитрился отвести подозрения от себя на вас, потому что он с самого начала не слишком к вам благоволил; а потом вмешалась мисс Ди и заставила нас разорвать всю нашу паутину и вырвать вас из когтей правосудия. А этот запуганный трус Моррис — он чуть не рехнулся со страху, увидев настоящего виновника в тот час, когда возводил обвинение на неповинного человека! А пройдоха секретарь и пьянчуга судья! Го-го! Посмеялся же я тогда над всей компанией! Но теперь — что я могу сделать для бедняги? Разве что заказать несколько месс за упокой его души.
— Разрешите узнать, — сказал я, — как мисс Вернон приобрела такое влияние на Рэшли и его сообщников, что заставила вас отступиться от вашего замысла?
— От моего замысла? Он не был моим. Никто не скажет обо мне, что я сваливаю бремя со своих плеч на чужие, — все затеял Рэшли. Но, конечно, мисс Вернон пользовалась влиянием на нас обоих, потому что его превосходительство питает к ней слабость и еще потому, что ей известно слишком много наших тайн, которые лучше не раскрывать. Черт побери того, — воскликнул он, как бы подводя всему итог, — кто посвящает женщину в тайну или уступает ей власть: нельзя давать полоумному палку в руки!
Нам оставалось четверть мили до деревни, когда три горца, наскочив на нас с оружием в руках, приказали нам остановиться и сказать, по какому делу мы идем. Мой спутник глухим и властным голосом молвил одно только слово — «Грегарах», и в ответ раздался громкий радостный крик, или, скорее, вой. Один, бросив наземь кремневое ружье, так крепко обнял колени своего вождя, что тот не мог двинуться, и с губ его лился поток гэльских поздравлений, то и дело переходивший в какой-то вопль восторга. Двое других после первого бурного взрыва радости кинулись бежать буквально с быстротой оленя, соревнуясь, кто первый принесет в деревню, занятую теперь сильным отрядом Мак-Грегоров, радостную весть о побеге и возвращении Роб Роя. Новость вызвала такую бурю ликования, что отголосок ее звенел далеко в горах, и все от мала до велика — мужчины, женщины, дети — ринулись в долину встречать нас бурно и шумно, точно горный поток. Услышав стремительно приближающийся к нам топот и гомон ликующей толпы, я счел нужным напомнить Мак-Грегору, что я здесь чужеземец и нахожусь под его покровительством.
Приказ делийского султана не встретил бы столь поспешного повиновения. В самом деле, мне теперь пришлось претерпеть почти столько же от их доброго расположения, как раньше от грубости. Они едва не сбили с ног друга своего вождя — так ревностно предлагали они мне в дороге поддержку и помощь; и в конце концов, воспользовавшись мгновением, когда я споткнулся о камень, которого под их натиском не мог обойти, меня так-таки подхватили на руки и торжественно понесли на плечах к дому миссис Мак-Алпайн.
Когда мы прибыли в ее гостеприимный вигвам, я убедился, что власть и слава в горной Шотландии, так же как и везде, имеют свои неудобства. Прежде чем Мак-Грегору дали войти в дом, где он мог отдохнуть и поесть, он должен был рассказать повесть о своем побеге не менее двенадцати раз — как я узнал от услужливого старика, который считал нужным каждый раз переводить ее мне в назидание, — а я из вежливости должен был каждый раз выслушивать перевод с подобающим вниманием.
Когда слушатели были наконец удовлетворены, они начали расходиться группами и располагаться на ночлег, одни под открытым небом, другие в соседних хижинах, кто проклиная герцога и Гарсхаттахина, кто сокрушаясь об Эване Бриглендзе, может быть погибшем из-за дружеской своей услуги Мак-Грегору, но все сходясь на одном: что побег Роб Роя не уступал подвигам любого из их вождей со дней Дугала Киара, родоначальника Мак-Грегоров.
Между тем мой друг-разбойник взял меня под руку и повел в хижину. Взгляд мой блуждал в ее дымном полумраке, ища Диану и ее спутника; но их нигде не было видно, а спрашивать я не смел, опасаясь, что выдам те тайные побуждения, которые лучше скрывать. Взгляд мой остановился на единственно знакомом лице — на лице бэйли, который, восседая на табурете у огня, со сдержанным достоинством выслушивал приветствия Роб Роя, его извинения за неуютную обстановку, его расспросы о здоровье.
— Я чувствую себя не так уж плохо, кузен, — сказал бэйли, — не совсем плохо, благодарствуйте; что же касается удобств… тут ничего не поделаешь: нельзя же прихватить с собою в дорогу Соляной Рынок, как улитка носит на себе свой замок… Я очень рад, что вы ускользнули от ваших недругов.
— Ладно, — ответил Роб, — стоит ли об этом говорить, приятель! Все хорошо, что хорошо кончается! Мир еще постоит, пока мы живы. Давайте-ка нальем по чарке водки; ваш отец, покойный декан, не дурак был выпить при случае.
— Оно, пожалуй, правильно, Робин, он выпивал иногда после дневных трудов, а их сегодня выпало на мою долю немало. Однако, — продолжал он, медленно наполняя небольшой деревянный жбан, стакана эдак на три,
— он, как и я, знал меру в питье. За ваше здоровье, Робин (он отпил глоток), и за ваше благоденствие в этой жизни и в будущей (он пригубил еще раз), какого желаю также и моей кузине Елене и вашим двум сыновьям, подающим большие надежды. Но о них поговорим особо.
Сказав эти слова, он степенно и задумчиво осушил чарку, меж тем как Мак-Грегор, сидя со мной рядом, подмигивал мне, как будто посмеиваясь над тем наставительным и самоуверенным тоном, какой бэйли всегда принимал в разговоре с ним; и даже сейчас, когда Роб стоял во главе своего воинственного клана, речь мистера Джарви звучала еще более наставительно, чем раньше, в глазговской тюрьме, где разбойник зависел от милости мистера Джарви. Мне казалось, Мак-Грегор давал понять мне, чужеземцу, что он терпит такой тон со стороны своего родственника отчасти из уважения к законам гостеприимства, но больше ради потехи.