Робин Гуд против шерифа
Шрифт:
— Марвелл, чего эти черти всполошились? Может, они сдуру решили, что пришло время обеда?
— Так ведь позавчера они уже отобедали, — лениво перекидывались словечками тюремщики, недовольные тем, что в такую темень им пришлось продрать глаза.
— Эй вы, нечестивые крысы! Угомонитесь или велю заковать всех в кандалы, а потом уж отведать моей железной палки, — сиплым голосом возмущенно заорал Марвелл, длинный, сухой и скрюченный, как указательный перст молящегося монаха.
— Эй, почтенный сударь, не гневайтесь на этих несчастных бродяг, — закричал Гэкхем, расслышав шаги приближающихся тюремщиков. — Выслушайте меня.
— Чего тебе нужно, негодяй? — вскипел Марвелл, уставившись на тяжелую дверь с таким видом, как будто она сама заговорила.
— Почтенный сударь, не гневайтесь, выслушайте мою просьбу. Я человек простой, ни в чем таком ни перед королем нашим славным Джоном, ни перед шерифом нашим Реджинальдом не замешанный. Я человек смирный, смилуйтесь надо мной, — Гэкхем сделал паузу.
— Это мне все неинтересно. Говори, что ты хочешь? — позевывая, обратился к запертой двери Марвелл. Упоминание имени гостившего в замке короля немного смягчило его нрав.
— Сударь, дело в том, что мне никак нельзя оставаться здесь. Христом богом молю, сударь, переведите меня в любую другую темницу. Эти прожженные бестии, мои соседи, заставили меня играть с ними в кости и обобрали меня как липку. А теперь они говорят, что я должен им жизнь! Сударь, пока я еще не сплю, я отпугиваю их, но послушайте, усталость валит меня с ног. Я не спал уже две ночи. Они задушат меня, как только мне удастся сомкнуть глаза. Сударь, я ведь честный человек, не губите!
Брат Фогерти, услыхав такие слова Гэкхема, едва не покатился со смеху.
— Это мне все неинтересно, олух несчастный! — снова воскликнул Марвелл и повернул восвояси.
— Сударь, куда же вы, не оставляйте меня! Я вам заплачу! У меня есть с собой золотые, правда! Матушка моя зашила их мне в кушак, уже давно. Правда, их немного, всего двадцать пять штук… — Двое удалявшихся надсмотрщиков переглянулись. — Иначе эти мерзавцы припрячут монеты, а мне-то уже что, меня зарежут, ах ты, господи! — войдя в раж, запричитал Гэкхем.
Марвелл, который был за старшего, вместе с помощником вернулся к говорящей двери.
— Так, говоришь, ни в чем таком перед королем нашим Джоном не замешанный? А ну-ка, — второй тюремщик отодвинул заслонку небольшого глухого окошка, находившегося на уровне лица человека среднего роста. Длинный Марвелл сгорбился в три погибели и заглянул в оконце. Он посмотрел на покрытое семидневной щетиной лицо Гэкхема, не очень-то похожего на «ни в чем не замешанного доброго крестьянина».
«Ну и образина», — засомневался было Марвелл, но отступать уже было поздно.
— Отойди-ка чуть-чуть, — приказал Марвелл. — Постучи кушаком об пол.
Гэкхем, угодливо заглядывая в глаза тюремщику, чуть отступил от окошка.
— Все остальные — к дальней стане, добавил Марвелл и, чтобы убедиться, что его приказ выполнен, заглянул внутрь слабо освещенной темницы, неосторожно приблизив лицо к самому окошку.
Тень старшего Фогерти, который все это время оставался невидимым, поджидая за дверями, с лезвием в руках, быстрее молнии метнулась к неосторожному Марвеллу. В следующий миг схваченный рукой за горло тюремщик захрипел, призывая на помощь своего компаньона.
Окошко в массивной двери было более чем узким, но и этого хватило хитрому Гэкхему, чтобы умелой рукой метнуть в стражника тонкое и острое лезвие. Оно вонзилось ему в грудь, и тюремщик опустился на пол у противоположной стены. Марвелл попытался было кликнуть на помощь солдат, дежуривших в противоположном конце коридора, но увесистый кулак Гэкхема заставил его надолго замолчать.
К несчастью, лишившийся чувств тюремщик выронил ключи. Теперь они, такие близкие и такие необходимые, лежали на полу прямо под ногами Гэкхема и Фогерти, но их разделяла непреодолимая дверь.
А тем временем шум начавшейся атаки Робина проник уже в тюремные коридоры. С минуты на минуту здесь могли появиться солдаты из внутренней охраны, и тогда надежда на спасение собственными силами сводилась к нулю.
Медлить было некогда: младший Фогерти, Том, как самый тонкий и юркий, попытался поддеть ключи мотком тонкой бечевы, но это не удалось. Толстый Блу, которого такие события растормошили и вернули к жизни, предположил, что к бечеве стоило бы привязать наконечник пущенной Робином стрелы. Через минуту ключи были уже подцеплены с пола и осторожно, на весу, подняты к окошку. Затем Том, протянув руку как можно дальше вниз, добрался-таки до скважины замка и вставил в нее ключ…
В это время Робин с Боллоком уже ворвались в центральный коридор башни. Из оконца самого высокого этажа теперь раздавался беспрерывный сигнал тревоги, усиленный ропотом и возгласами находившихся в нижних помещениях узников. С трудом прокладывая себе дорогу сквозь плотный строй отбивающейся стражи, Робин, Боллок и поддерживающие их сзади Сью и Билли продвигались к лестнице, которая вела к тюремным помещениям.
Несмотря на то, что защищавшихся было больше, атакующие напирали так яростно, с такой неукротимой решимостью, что ряд стражников, прикрывшихся щитами и отступавших шаг за шагом в глубь коридора, в конце концов дал трещину и разломился. Некоторые из них, ошеломленные той неистовой страстью, с которой свирепый Боллок размахивал выхваченной у кого-то еще на крепостной стене секирой, просто-напросто побросали оружие, предпочитая сдаться. Тем временем еще трое лесных воинов, взобравшихся по веревочной дороге на башню, пришли на помощь своим товарищам. Вскоре Робин, расталкивая оторопевших врагов, уже мчался вниз по лестнице на выручку друзей…
— Ну сделай же ты хоть что-нибудь! — в сердцах заорал Гэкхем на младшего Фогерти, которому никак не удавалось повернуть ключ. Шум боя приближался, и Том уже успел разглядеть пробегавших в спешке по дальнему коридору охранников.
«Если они закроют решетку в коридоре, мы сами не сможем отсюда выбраться», — подумал Гэкхем.
— Дайте-ка мне, — предложил Блу, который до сей поры сидел в углу с весьма озабоченным видом. Том, раздасадованно оглянувшись на него, тем не менее уступил место у узкого окошка.