Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу
Шрифт:
— Espartaak — shepmpion! Espartaak — shepmpion! — завыли «герои, презрительно смеющиеся смерти в лицо», а потом завыли те, до кого они дорвались…
— Spartak — champion! — Красные Швабы с ходу врубились в кого-то, и эти «кто-то» тут же завопили, как и полагается, когда тебя убивают…
— Spartak — champion! — рев Маленького Джона и его родни, кажется, способен стать причиной локального землетрясения. — Spartak — champion!..
Тут на меня вынесло какого-то бедолагу в кольчуге с ведром на башке. Я от души рубанул его глефой, тут же влепил подтоком следующему противнику, успел увернуться от несущейся прямо мне в ухо палицы, пригнулся и из низкой стойки устроил еще кому-то харакири…
— Прынца окружают! — голос сержанта де
Вокруг меня тут же образовалась безобразная свалка. Ветераны, немцы и валлисцы… Оскаленные рты, налитые кровью лица… Руки, вцепляющиеся в глотки, пальцы, тянущиеся к глазам… Клинки, копья, топоры, кинжалы… И кровь… Много крови…
…На меня вылетел, точно им выстрелили из катапульты, очередной противник в цветастой одежке поверх кольчуги. Уже на лету он замахнулся мечом, но в последний момент передумал и решил меня заколоть. Я легко парировал его дурацкий выпад глефой, он по инерции пронесся мимо, и тут же мое оружие разрубило ему кольчугу на спине. Вместе с позвоночником. Ну, кто следующий?..
Но «следующих» не было. Стиснутые между двух огней, воины принца Джона смело бросились наутек…
…Я, разумеется не сомневался в словах доблестного епископа Адипатуса, что валлисцы не любят ирландцев, но даже вообразить себе не мог — насколько они их не любят! Ирландцы разбегались по полю, а бойцы батальона имени святого чудотворца Давида гонялись за ними с азартом своры борзых собак, травящих зайцев. Причем гонялись исключительно за ирландцами, о чем можно было судить по одежке преследующих и догоняющих. Машина родня одевается на манер шотландцев — в юбки и клетчатые одеяла, а ирландцы — почти также, разве что юбки погрязнее, а одеяла — потусклее…
— Энгельс!
— Я!
— Возьми ребят из первого пехотного и заканчивайте это избиение. Живые пленные нам куда нужнее, чем мертвые…
— Прынц! Робер! — Маленький Джон мчался по полю со скоростью, сделавшей бы честь даже скаковой лошади, — Там казну захватили!..
Так, а вот это — уже серьезно. Грабежа я не допущу!
— Коня мне! Джон, за казну твои парни головой отвечают! Вместе с тобой!..
Минут через двадцать мы уже были в захваченном лагере противника. Там, на удивление, было тихо. Повального грабежа не наблюдалось, лагерных женщин никто не насиловал и никто не расспрашивал с пристрастием захваченных пленных на предмет «Куда деньги спрятал, сука?!» Пустые шатры, брошенные повозки… Быстро же вы разбегались, ребятушки…
Возле самого большого шатра с невнятным гербом над входом — караул из родичей Джона. И, к моему изумлению — русичей…
— В отца удатностью вышел, — шепнул мне на ухо Олекса. — Што, Гудкович: казна — твоя, рухлядь — наша? Гоже ли?
Я вспомнил правила распределения награбленного, принятые батькой Хэбом и поинтересовался:
— Долю мне какую дадите? В смысле, положите?..
— Твоя доля, княже, известная, — вмешался Чурын. — Полдобычи князю, полдобычи — хоробрам.
Олекса Ольстинич кивнул и спросил:
— Ладно ли?
— Уговор, — я махнул рукой. — Делите…
…В войсковой казне «дяди Вани» оказалось золото, причем ни много, ни мало — на полные двадцать тысяч фунтов серебра. Плюс моя личная добыча составила еще почти пять тысяч марок: войско подошло к вопросу разграбления королевского лагеря столь основательно, что по окончании осталось только абсолютно чистое место. И больше ничего…
В тот же вечер Скарборо праздновал победу. Праздновал душевно, с размахом и полной отдачей сил. Если бы де Бург, чью голову мои землячки притащили мне в качестве оригинального сувенира, сообразил бы оставить хоть пару тысяч в качестве стратегического резерва — все могло бы плохо кончиться, потому как к утру в Скарборо было не более двух сотен трезвых, охранявших сон и покой до изумления пьяного воинства. Хорошо, что противник оказался в меру глуп…
…Когда утром Машенька — добрая душа! — собственноручно притащила мне кувшин ледяной воды, и я жадно хлебал, фыркая и пыхтя, точно носорог на водопое, то в голову мне пришла фантазия посчитать: а много ли мы еще должны собрать, чтобы получилась затребованная «папой Диком» сумма?.. Получалось не очень. Сперва при сложении фунтов и марок почему-то получались исключительно доллары, а потом я долго-долго не мог разделить двадцать тысяч на три и перемножить на четыре. Ответы все время получались разные и такие чудовищные, что даже неопохмеленный рассудок решительно восставал против такой арифметики…
Но всему на свете приходит конец. Когда я, уже одетый и позавтракавший, а главное — выпивший кубок вина — исключительно для поправки здоровья! — снова взялся за эту задачу, то ответ меня вполне устроил. Оказалось, что собраны уже три четверти, даже чуть больше. И это при том, что свою страну я не разорил, и себя показал, и даже войско умудрился не уменьшить, а пополнить. Одни эти «викинги» из раббата чего стоят! В давешнем сражении бывшие рабы дрались так, что даже валлисцы — уж на что отморозки! — и те согласились с тем, что в храбрости и отчаянности они раабатовцам уступают… Так что можно везти Ричарду первый транш. А про остальное мы с ним при личной встрече договоримся. Сроки там растянем, сумму выплат скорректируем и вообще…
Ох, не доведет меня до добра привычка думать вслух! Не успел я порадоваться, как…
— Конечно, ваше… кхм… высочество… Можно отвезти эти деньги королю Ричарду. А вы уже решили, кто именно из ваших вассалов отправится послом к Львиному Сердцу?
Этот вопрос задала новая Машина подруга — леди Беатрис де чего-то там. Я не запомнил, как эту Биссектрису звать полностью. Чего-то французское, вроде…
Это тетку — довольно симпатичную, кстати — занесло в Скарборо вместе с компанией каких-то чудиков и чудих, топавших не то на богомолье, не то на поклоненье, не то вообще — на камлание к могиле некоей святой девицы с совершенно непроизносимым именем. Что-то похожее на Эверест, только еще круче. Так вот, эти убогие приперлись в Скарборо как раз незадолго до прибытия осадной армии принца Джона. И вместе со всеми оказались в осаде, вкусив всех ее «прелестей». Папаня Тук-Адипатус немедленно мобилизовал богомолок, богомолов и прочих насекомых на рытье траншей, окопов и противотанковых рвов. Однако Биссектриса от оборонительных работ увильнула, сославшись на благородное происхождение. Вообще-то, это — правда. Благородство из нее прет со страшной силой. Уж коли на то пошло, то рядом с ней мы с Масяней так же похожи на королевскую чету, как и на тяжелый бомбардировщик. Так что наш замполит освободил эту самую Беатриче и сопровождающих ее дамочек от ковыряния земли лопатами, а попутно представил ее Маше. Маруся поглядела на Биссектрису, поглядела, поговорила с ней и… влюбилась в нее по уши. Не-не-не, без всякого там лесбиянства! Просто Машке стало ужасно интересно разговаривать со взрослой женщиной, очень не глупой, образованной и, кстати, явно относящейся к моей ненаглядной Марион по-доброму. Я бы даже сказал — по-матерински… Так что леди Беатрис стала непременной участницей Машиных завтраков, обедов и ужинов, а так же частой спутницей ее прогулок. И вот теперь она снова здесь. И смотрит на меня с каким-то подозрительным любопытством…
— …Ну, собственно, я собирался это сделать сам. Во-первых, надо все же познакомиться с папой. Во-вторых, представить ему мою супругу. Ну и, в-третьих, договариваться всегда лучше лично…
— Действительно… Возможно вы и правы. Такие переговоры лучше вести самому. Но, — теперь взгляд леди Беатрис выражал откровенную жалость, — скажите мне, добрый сэр, как вы думаете: кто или что может помешать Ричарду убить вас, деньги забрать и заявить, что никакого сына у него никогда и не было? Или же вы полагаете, что он не опозорит себя столь некуртуазным поступком?..