Робинзон Крузо и Лунный камень
Шрифт:
10. Губернаторская охота
Основное съедобное население острова составляли дикие козы. Они бродили небольшими стайками по семь-восемь животных и задумчиво щипали всякую зелень, до которой могли дотянуться. Увидев их в первый раз, я решил, что охота не предоставит никакого труда. Нашёл, подошёл, выстрелил! Однако в отличие от своих домашних родственников, не отличающихся особенным умом, эти были необычайно осторожны и хитры. Стоило один раз выстрелить в их присутствии, как они стали бояться меня пуще огня! Теперь, едва заслышав шаги, козы с невероятной
Если я бросался в погоню, то они заводили меня в такие густые и колючие заросли, что я вылезал весь поцарапанный и в рваной одежде. Если я прятался в засаде на одной из козьих тропинок, то они, точно учуяв меня, за сто шагов сворачивали в сторону и обходили стороной. Если же я стрелял издалека, то промахивался, впустую теряя пулю и порох.
И вот однажды, когда охота в очередной раз закончилась полной неудачей, я сидел на брёвнышке и уныло грыз сухарь, наблюдая весело резвящееся среди деревьев аппетитное жаркое. Рядом лежал мой верный пёс, ожидая своей доли сухаря.
– А почему бы мне ни приспособить к охоте тебя? – обратился я к Голиафу после некоторого раздумья. – Разве не для этого человек ещё в глубокой древности приручил собаку?
Я попытался словами объяснить псу, что надо делать, но тот только смотрел на меня преданными глазами, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Я давно заметил, что это означало у него признак особого внимания. Однако внимание не значит понимание, и когда я, закончив объяснение, велел Голиафу отправляться на охоту, тот радостно завилял хвостом и остался лежать.
Тогда я решил показать, что именно надо сделать. Прислонив ружьё к дереву и сняв шляпу, я встал на четвереньки, заблеял и сделал вид, что ем травку. Даже псу должно было быть понятно – перед ним коза. Потом мне пришлось изобразить собаку: принюхиваясь и скаля зубы, я осторожно крался через густые кустарники. После собаки пришёл черёд козы, которая, не подозревая о надвигающейся опасности, продолжала жевать. И снова собака – она подобралась совсем близко. Так попеременно превращаясь из козы в собаку и из собаки в козу, я довёл дело до победного прыжка. Охота благополучно закончилась и, снова став собой-человеком, я похвалил себя-собаку за принесённую добычу себя-козу.
Голиаф с явным интересом досмотрел представление до конца, но так и не сдвинулся с места. Это было уже слишком – я схватил его за шкирку и, подтащив к полянке, где паслись козы, привязал к деревцу. Мой план состоял в следующем: пощипывая травку, козы рано или поздно окажутся рядом с привязанным псом, он почует их запах и проснувшийся охотничий инстинкт сделает своё дело. Однако стоило козам подойти поближе и блеснуть на солнце рогами, как Голиаф в ужасе завыл и, вырвав деревце к которому был привязан, бросился в мою сторону.
После такой вопиющей не удачи я отказался от мысли использовать пса для охоты. Однако сильное желание добыть свежего мяса не давало мне покоя, заставляя проявлять все больше усердия и сметки. Я учился бесшумно подкрадываться и метко стрелять, я изучал повадки коз так усердно, точно собирался написать о них книгу, я даже научился блеять по козлиному. И я победил! Подстрелив, наконец, козу я тут же разделал её, зажёг костёр и, нанизав несколько кусков мяса на ружейный шомпол, повесил над огнём. Аппетитный запах приятно щекотал ноздри, капельки жира, падали в огонь и шипели, пуская тонкие струйки дыма, а я сидел, удобно прислонившись к дереву и вытянув ноги.
– Жизнь на острове, в сущности, не так уж и плоха, дружище Робинзон! – размышлял я. – Как ни плоха всякая, пусть даже самая тяжёлая, жизнь. Главное – никогда не сдаваться!
Постепенно я стал заправским охотником и без добычи из леса не возвращался. Ходить на охоту приходилось примерно раз в неделю. При этом часть мяса обязательно заготавливалась впрок: я разрезал его на длинные тонике полосы, хорошенько натирал морской солью, собранной на прибрежных камнях, и развешивал вокруг хижины. В результате получалось вяленое мясо, которое можно было долго хранить, но трудно жевать.
Когда козье мясо надоедало мне, я шёл на берег моря и собирал черепашьи яйца. Перекопав в первые дни несколько тонн песка, я, в конце концов, выяснил, что там, где спрятаны яйца, песок обязательно утрамбован пятачком. Теперь я просто выходил на берег, хорошенько осматривался и начинал копать в нужном месте, пока в моих руках не оказывалось три-четыре десятка небольших шариков, покрытых мягкой кожистой скорлупой. Значительно позже я совершенно случайно увидел, отчего так происходит: оказывается, отложив яйца в ямку, черепахи сначала засыпают её, а потом, встав сверху, несколько раз опускаются всей тяжестью, уплотняя песок нижней частью панциря.
Поскольку ничего похожего на сковороду у меня не было, я придумал, как готовить яйца прямо в костре: надо было просто закопать их в горячую золу, а потом осторожно насыпать сверху свежих углей. Поначалу большая часть яиц либо лопалась, либо сгорала, но постепенно я научился делать всё ровно так, как требовалось.
11. Маленькие радости
Оказавшись на необитаемом острове, я мечтал лишь о надёжной крыше над головой и сытном обеде. Теперь же, когда упорным трудом я добился всего этого, мне захотелось придать своей жизни более цивилизованный вид. Ведь я был настоящим губернатором острова, а не каким-то там потерпевшим кораблекрушение!
Первым делом я занялся мебелью. Подвесная койка меня вполне устраивала, поэтому я решил сделать себе нормальный стул и стол. Подобрав в запасах несколько коротких досок и брусков, я открыл заветный ящик плотника и стал разбираться с назначением каждого инструмента. Поначалу у меня совершенно ничего не получалось. Пила норовила избавить меня от лишних с её точки зрения пальцев. Молоток предпочитал бить по рукам, а не по гвоздям. А буравчики вместо того, чтобы проделывать в дереве аккуратные отверстия, хищно впивались в самые чувствительные части моего тела. Со стороны вся эта возня выглядела, наверное, весьма забавно, во всяком случае, Голиаф и Брамсель смотрели на неё с нескрываемым интересом. Однако постепенно руки привыкли управлять загадочными на первый взгляд предметами, и я с некоторым душевным трепетом посчитал обучение законченным.