Робинзон по пятницам
Шрифт:
Последние слова я выкрикнула прямо в свою кабинет, резко рванув дверь. Оба-на! — сказал кардинал Ришелье, увидев на королеве алмазные подвески.
Оба-на! А что еще остается сказать, когда застаешь в своем кабинете постороннего, деловито роящегося в твоем столе. То есть стол еще не совсем твой, он как бы переживает переходный период — от одного босса к другому — но все-таки подобное вторжение в профессиональную жизнь выглядит, по меньшей мере, неприлично. Не так ли, Милочка?
***
Я впервые в жизни увидела, как человек сначала багровеет, словно красный диплом, а потом белеет, как белье, выстиранное с помощью ультрасовременного и эффективного порошка. Называть не буду, вдруг обвинят в скрытой рекламе. Милочка так и застыла около стола: пунцово-белая, коленки трясутся, зубы клацкают. Ручки застряли в среднем ящике. Замечательный вид!
Я по-змеиному улыбнулась, полностью оправдав свое домашнее прозвище:
— А что мы так испугались, деточка? Подумаешь, застукали тебя. Так ведь рано или поздно это бы все равно случилось. Если лазаешь по чужим сумкам и кабинетам, то всегда есть шанс попасться.
Милочка затравленно посмотрела на дверь. Я перехватила ее взгляд.
— Не советую. Если сбежишь, вызову милицию. И тогда придется разбираться не со мной, а с правоохранительными органами. По опыту скажу, дело это муторное и очень неприятно. Особенно для такой куколки, как ты. Поэтому предлагаю поговорить со мной — для твоего же блага. Согласна?
Она кивнула головой. Мой спокойный тон возымел свое действие: к барышне начали возвращаться ее естественные краски — бежевый тон от Эстер Лаудер и розовые румяна от Макс Фактор. Даже губки призывно сверкнули жидкими бриллиантами от Майбелин.
— Теперь присела вон на тот стульчик, ручки на коленочки, как в старшей группе детского сада. Умница! Я тебя внимательно слушаю.
Молчала она виртуозно. Так молчать могут или немые, или партизаны. Не исключено, что именно с таким выражением лица прабабушка Милочки пускала под откос немецкие поезда и поджигала деревни. Мол, я знаю все, но никому ничего не скажу. Режьте меня, бейте, пытайте, морите голодом. Все равно не скажу. Ну-ну. Попробуем по-другому.
— Секретаршу куда дела? Ни за что не поверю, что она оставила свой пост без боя. Однако следов кровопролитной битвы я не заметила. Может, ты ее того… Как это на жаргоне называется "пришила", а труп в окошко выбросила?
Мила резко замотала головой. Китайский болванчик бы слюной изошел от зависти:
— Нет, я ей позвонила и попросила сходить в магазин. За колготками. Как бы от вашего имени.
— А почему за колготками?
— А зачем еще ей выходить? За пивом? Не поверила бы. А колготки у всех рвутся. Даже у декана. Да и ближайший магазин в двух кварталах отсюда. Если бы вы не вернулись, я бы все успела… Правда, в этот раз Катю пришлось уговаривать. Я даже прикрикнула.
Меня неожиданно осенило:
— Ты сказала "в этот раз"? А когда был другой? В день убийства Трохименко?
Уборщица беззвучно заплакала:
— Да. Только я его не убивала. Когда я зашла в кабинет, он был уже мертв. Честное слово.
— Удивительное дело, кто ни заходит в кабинет, поспевает к шапочному разбору. Эдак мы никогда не найдем виновника общей скорби. Так это для тебя Трохименко трусишки с сердечками нацепил?
— Для меня. У него еще с Симпсонами были. Те намного прикольнее. И еще мне очень нравились синенькие, с крестиками.
Были крестики, стали нолики. Ну и дела! У нее любовника убили, а она про моду нижнего белья рассуждает. Вот тебе и поколение next. Мы такими циничными никогда не были. У нас цинизм — форма самозащиты. У них — жизненный девиз. Как говорится, почувствуйте разницу. Впрочем, не время углубляться в социологические выкладки. Девица оправилась от первого шока и наглеет прямо на глазах. Пора переходить к повестке нашего импровизированного заседания.
— Судьбу моего офис-менеджера мы выяснили. Кстати, колготки какого цвета ты попросила ее купить?
— Обыкновенного, старушечьего.
Я не поняла:
— Что значит старушечьего?
— Бежевого. В вашем возрасте другие уже нельзя носить.
В моем возрасте? Да мне еще и тридцати нет. Вот соплячка! Значит, Милочка уверена, что ее двадцать лет будут продолжаться вечно. Что ж, барышню ждет жестокое разочарование. Двадцать лет израсходуются очень быстро. И она не заметит, как будет праздновать свой тридцатый день рождения. А пока…
— Что тебе понадобилось в моем кабинете?
Милочка неопределенно пожала плечиком. Ну, просто Клаудиа Шиффер, застигнутая папарацци в ресторане фаст-фуд. Улыбочку! Мы снимаем! Ах, извините, господа, я не готова к съемкам. Вот также и Милочка была не готова к моим расспросам. На ее гладком лобике появилась мыслительная рябь: что бы такого соврать, чтобы я отстала. Причем, как можно быстрее. Я терпеливо ждала. Наконец рябь сложилась в очаровательную морщинку на лбу: придумала! Она выпрямилась на жестком стуле и нарочито небрежно обронила:
— Здесь остались мои вещи.
Я резко выдернула один из ящиков стола:
— Эти?
Реакция Милы оказалась вполне предсказуемой:
— Вот сволочь!
Ага, значит, конфискованное бывшим деканом бельишко принадлежало не нашей уборщице.
— Какие вещи принадлежат тебе?
— Альбом здесь был. С моими снимками. Ну, вы понимаете, — она скромно потупилась. — В стиле "ню". Игоря это очень возбуждало.
— То есть вы здесь филиал журнала "Плэйбой" устроили, — я на минуту представила эту картину, и к горлу подкатила тошнота. Хотя в ханжи записываться вроде рано. — Нормально для факультета культурных отношений, ничего не скажешь.