Робинзон по пятницам
Шрифт:
— Откуда она у вас?
Я дернула плечом:
— Нашла.
— Где?
— А это уже не ваше дело. Вы его знаете?
Он помедлил, потом нерешительно выдавил:
— Нет. Просто лицо очень неприятное.
И перевел разговор на другую тему.
Было уже три часа, когда я подъехала к институту. О вчерашнем инциденте ничто не напоминало: на третьем этаже красовались новые стеклопакеты. Стекла и мусор убрали, студенты прилежно слушали лекции. В приемной меня встретила Катя. Метнув на меня странный взгляд, она взволнованно пробормотала:
— Ой, вы живы! Говорят, вчера здесь такое было. Представляю, как вы испугались.
— Не успела. Подъехала уже к самой развязке. Так что события прошли без моего участия.
— Повезло. Вот везучая. Наверное, вы в рубашке родились.
— Не знаю. У мамы не спрашивала. Но на всякий случай спорить не буду. Действительно везучая. В последнее время везение и я — как попугаи-неразлучники, даже на час нам не расстаться. Из одного катаклизма сразу перепрыгиваем в другой. Просто находка для МЧС, — я с опаской взглянула на дверь в свой кабинет. — Туда уже можно?
Катя услужливо распахнула дверь. Черт бы побрал эти европейские стеклопакеты, сказал Петр Первый, утираясь топором. Лично я против стеклопакетов ничего не имела. Стекла вставили, мусор убрали. Чисто, убрано, будто здесь вчера ничего и не взрывалось. Только черное пятно на полу. И запах гари, порошка и терпкого одеколона. Ну и вонь!
— Это я специально освежитель воздух купила. Называется "Безумный манго". Нравится? Здесь с утра милиционеры и собаки. Даже и не знаю, кого больше. Наверное, собак. Сюда тоже приходили. Дяденька и овчарка. Дяденьку я чаем угостила, а собаке сушку дала. Но она все равно есть не стала: только постоянно чихала и кашляла. Видите ли, ей запах манго не понравился. Представляете, взрыв был рассчитан на отвлечение внимания. Настоящая бомба тут бы все разнесла.
От слова "бомба" я поморщилась. Еще немного, и вчерашние события отнесут в раздел террористического акта против отечественной науки. Я так и вижу заголовки газет: "Мастера культуры под обстрелом!" или "Бомба научного масштаба!". Им забавно, мне — отдуваться. Не будем о грустном, сказала Мария Антуанетта, поднимаясь по эшафоту. Не будем! И я сменила тему:
— А как твои дела, Катя?
— Нормально. Тетке стало легче. Всю ночь в больнице просидела, — она глубоко вздохнула, сочувствуя больной родственнице. — Принести вам кофе?
— Да, пожалуйста.
Забавно, Катя мне опять соврала. Отпрашивалась она, насколько помню, под предлогом больного зуба. Склерозом я не страдаю, провалами в памяти тоже. Ай-да, секретарша у меня, та еще штучка. Врет и не краснеет. Ну, решила ты взять выходной для романтической встречи. Скажи — как на духу. Или, напротив, придерживайся одних и тех же показаний. Или она меня за полную дуру держит? Похоже на то.
Что ж, тогда пришла пора поговорить по душам. Я нажала кнопку селектора, чтобы вызвать секретаршу, как дверь распахнулась, и в кабинет впал Фима. За ним последовали пышные формы тетки. Сегодня она форсила: вместо надоевшего костыля отечественного производства, она передвигалась на конструкции, созданной фантазией зарубежных мастеров. Костылик был сделан из белого металла (я вздрогнула, предположив на мгновение, из какого именно) и украшен стразами. Сама она, затянутая в шелка, выглядела очень эффектно. Соне не хватало только крокодила на веревочке и шляпы с траурными перьями. Тогда бы получилось слияние литературного образа: дамы с собачкой и блоковской Незнакомки.
Фима усадил Соню в кресло и пристроился рядом. Помолчали.
— М-да… Погода сегодня хорошая, солнечная… — начала Соня. — В такие дни думаешь о душе.
— А также о близких, — поддержала дядьку его жена. — Вот поэтому…
— Вот поэтому, Эфа, мы и пришли к тебе, — тон у Фимы был как у кота Баюна, впервые попробовавшим валерьянки. То есть говорить, он говорил, но слова растягивались как жвачка и тут же обрывались. — Дело у нас безотлагательное. Раскрытие преступлений. Дома тебя все равно не застанешь, поэтому мы как гора сами пришли к тебе.
Я уныло сползла по спинке кресла. Земля вертится, кошмар продолжается, сказал Джордано Бруно, явившись инквизиторам в образе призрака. Теперь я была готова с ним согласиться. Кошмар продолжался.
— И что эта гора хочет от Магомета?
— Эфа, мы его вычислили.
— Кого?
— Убийцу, разумеется, — в словах тетки было столько достоинства, что я невольно замолчала.
— Теперь необходимо устроить засаду. И взять его с поличным. Мы решили, что ты будешь уткой. Подсадной. Мы тебя подсадим куда надо, и все — преступление раскрыто.
— А кто у нас убийца? — ненавязчиво поинтересовалась я.
— А ты будто и не знаешь. Вдова.
— Ирина?
— Ага. Она убила его из ревности. Этот мотив самый распространенный. Знаешь, я в какой-то газете читала, что шестьдесят процентов женских преступлений у нас совершается именно по этой причине. Мужикам легче: двинул пару раз, и забыл. А женщина — создание нежное, она лучше яду нальет любимому, чем отдаст его сопернице.
— Любопытная теория. Значит, Ирина ревновала, ревновала и не выдержала: пришла к мужу на работу, скормила ему вкупе с коньяком лекарство для усиления потенции и спокойно ушла, пока супруг корчился в агонии. Допустим. Ну а Романов чем ей не угодил?
Детективы переглянулись. Про Романова они явно забыли. Человеческая память — штука короткая. Месяца не прошло, а мы уже забыли о соседских склоках. Тетка растерянно постукивала о пол своим фэшн-костыликом, дядька изучал лепной потолок. Оба искали удобоваримую версию.
— Романов был ее любовником, — выдала тетка.
— Ага, он ревновал и подталкивал Ирину к убийству, а потом испугался, что его сделают соучастником, и стал ее шантажировать, — уточнил дядька. — Ей это надоело, и она его убила.
— До кучи. Причем в этот же день, так что шантаж от силы длился около двух часов. Гениальная версия. Вы ее еще Федорову не рассказывали?
— Нет, конечно. Мы же сначала должны устроить ловушку и поймать ее с поличным.
— На подсадной утке, роль которой вы великодушно доверили мне. И как вы себе представляете громкое разоблачение убийцы? — ситуация не то что бы забавляла, но уже и не злила. Родственники все-таки. Становлюсь сентиментальным, сказал палач, опуская топор на шею Карла I.