Робкая
Шрифт:
Наши груди вздымались, прижимаясь друг к другу, когда я, наконец, оторвался от её рта. Когда простые поцелуи стали такими чертовски приятными? Её языка, переплетающегося с моим, было достаточно, чтобы довести меня такого состояния, что от возбуждения я мог взорваться в любую секунду.
— Боже, Уилла.
— Не передумывай, — умоляла она, предполагая, что я остановился по другой причине.
Я ухмыльнулся.
— Никогда.
Ослабив объятия, я скользнул ладонями вниз по её бокам и поднял её, укладывая на кровать. Затем я отшвырнул коробку с презервативами.
Она
— Позволь мне. Просто закрой глаза.
— Хорошо, — её руки дрожали, когда она отпустила ткань и легла обратно на кровать.
— Нервничать — это нормально, — сказал я ей, снимая с неё шлёпанцы.
— Не-а, — она подняла голову, встретившись со мной взглядом. — Я не нервничаю. Не с тобой.
Она так сильно верила в меня — больше, чем я заслуживал.
Не облажайся.
— Закрой глаза.
Она кивнула, откинувшись на белое одеяло, её светлые волосы были разбросаны по сторонам. Когда её глаза закрылись, я медленно провёл руками вверх по её ногам. Дрожь в её теле усилилась, когда я скользнул вверх по её бедрам к поясу джинсов.
Пока мои пальцы были заняты растягиванием пуговицы, я вскочил на кровать, оседлав её колени, и нависнув над ней. Она улыбнулась, когда мой вес упал на кровать, но держала глаза закрытыми, как я и сказал ей.
— Боже, ты прекрасна.
Она улыбнулась шире, подтверждая мои слова.
Я расстегнул её джинсы и стянул их с её стройных ног. Затем я бросил их на пол и залюбовался её красными кружевными трусиками.
Её чертовски сексуальное нижнее бельё сначала потрясло меня до чертиков. Я ожидал найти строгие и правильные белые хлопчатобумажные трусы под сарафанами Уиллы. Но моя женщина всегда была в кружевах или шёлке. Иногда она надевала бикини, а иногда стринги. Какого бы цвета ни были её трусики, лифчики всегда совпадали.
Раздевать её было всё равно что открывать подарок.
Я не знал, было ли это нижнее белье для меня, но мне было всё равно. Если бы она сделала это, чтобы почувствовать себя красивой, я бы с радостью был случайным наблюдателем, который тоже оценил это.
— Ты мокрая для меня, малышка? — я провёл пальцем по ластовице её трусиков, заставляя её извиваться. — Ты мокрая.
Но она должна быть более влажной, чтобы я мог войти. Я потянулся к подолу её толстовки, поднимая её вверх по рёбрам, убедившись, что во время этого мои костяшки скользят по её кремовой коже. Я ухмыльнулся, когда мельком увидел её красный лифчик. У него были кружевные чашечки, как и у её трусиков, а её твёрдые соски были розовыми и возбуждёнными под ними. Я опустил губы, втягивая один из сосков в рот вместе с кружевом.
— Джексон, — простонала Уилла, руками потянувшись к моей голове.
Звуки, которые она издавала, сводили меня с ума. Последние пару недель между нами всё становилось достаточно жарко, и я усердно работал, чтобы узнать её тело.
Наша прелюдия заключалась не только в том, чтобы проявить должную осмотрительность для получения приза. Речь шла о поклонении её телу, чтобы она могла доверить его мне. Речь шла о том, чтобы узнать её историю, чтобы я мог понять, когда я попадал в нужные места.
Я оставил сосок, перемещаясь к другому, осыпая поцелуями её грудину. Уделив немного внимания другому соску, я спустился вниз, целуя мягкие выпуклости её грудей. Я поцеловал чувствительную кожу над её ребрами, из-за чего у неё перехватило дыхание. Затем я поцеловал её живот, задержавшись на пупке всего на мгновение, потому что мне нравилось, как это заставляло её мычать.
Бёдра Уиллы двигались во все стороны, ожидая, когда я спущусь ниже. Я поцеловал её клитор, а затем, как и соски втянул его в рот через трусики.
— О господи, — воскликнула она, чуть не свалившись с кровати.
Я улыбнулся, потирая её бутон кончиком носа. Обычно она не говорила «господь». Она использовала «боже» или «чёрт». Я хохотал до упаду, когда однажды она сказала «божечки».
Она сказала «господи», когда я прикоснулся к ней губами.
Желая увидеть её обнаженной, я откинулся назад и потянул за её трусики, стягивая их с бёдер. Как только я спустил их с её колен, она откинула их и отправила на пол.
— Будь терпеливой, — я усмехнулся.
Она покачала головой.
— Ты убиваешь меня.
— Ну, мы не можем этого допустить, — крепко сжав её колени, я раздвинул её раздвинул бёдра и опустился вниз. Мой язык нашёл её горячую и сладкую сердцевину. Я двигался вверх и вниз по её щели, лаская её, хотя и избегал её клитора, чтобы продлить удовольствие. Она была такой отзывчивой, особенно когда я посасывал её плоть. Но сегодня вечером, когда она кончит, она должна будет быть вокруг меня.
Чёрт, я был рад, что она настояла на этом. Мне нужно было поскорее погрузиться в неё и разрушить оставшийся между нами барьер.
Когда она снова простонала мое имя, я понял, что она была права. Нам не нужно было ничего, кроме нас самих, чтобы сделать это особенным.
Если бы я отвёз её в шикарный отель, ей было бы неловко. Здесь было лучше, в её собственной постели и на её собственной территории. Она могла кричать так громко, как хотела. Она могла плакать, если это причинит ей боль.
Ненавидя мысль о том, что ей будет больно, я сделал всё возможное, чтобы хотя бы эта часть была приятной. Я наслаждался ею, смакуя её вкус на своём языке, пока она не начала извиваться и задыхаться. Затем я откинулся назад, чтобы охватить её целиком.
Её толстовка была собрана на груди. Её колени были раздвинуты. И её глаза, полные похоти и преданности, были направлены на меня.
Только на меня.
Я был единственным мужчиной, который когда-либо видел это выражение на её лице.
— Сними толстовку и лифчик, малышка.
Она кивнула, пытаясь сесть. Пока она стягивала кофту через голову и расстёгивала лифчик, я стащил с себя клетчатую рубашку и футболку.
— Откинь одеяло, — сказал я. — Ложись в постель.
Я не хотел рисковать запачкать кровью одеяло её бабушки.