Робокол
Шрифт:
Однако после обеда Диму догнал здравый смысл и потребовал объяснений случившемуся. Для этого хорошо было бы перевести иероглифы с финальной заставки, но пока, кроме Китти, ему не встретился ни один худо-бедно понимающий английский язык. Мысли роились в мозгу, им не хватало места, и это вынудило Диму отправиться на прогулку. Инстинкт шептал, что лучше бродить по разным местам, чем пребывать в одной точке: современные системы геолокации и всевидящие камеры токийских кварталов делали частную жизнь невероятно прозрачной. По своей немецкой деревне он знал, что можно запросто обмануться безмятежностью тихих улочек, где в действительности жители непрерывно следят за обстановкой
Уподобиться местным и не выделяться из толпы означало спешить в начале дня на работу, а к вечеру, изображая изнеможенное лицо, плестись домой, зайдя по дороге в супермаркет. Пока тетя не пришлет заветную карточку, занятий не было. Прогулочным шагом, против толпы, растекающейся по домам, Дима шагал в сторону высоких зданий на горизонте. Но, зайдя в офисный центр, он наткнулся на такое количество камер и сотрудников секьюрити, что немедленно ретировался. Всего-то ему хотелось забраться повыше и полюбоваться погружающимся в сумерки городом. Такое было невозможно и в пятнадцатиэтажке – из-за высокого процента суицидов ограды верхних площадок походили на дизайнерский вариант заграждений из колючей поволоки.
Наконец Дима увидел строящийся мост эстакады, работы на нем не велись. Как и подобает в Японии, на всех въездах и поворотиках к этой архитектурной дуге грозно стояли мигалки и суровые запрещающие знаки; на одном был изображен стрелок, из ружья убивающий нарушителя зоны. Но так можно испугать мнительных азиатов, а не юриста, который понимал, что картинкой сэкономили на живом охраннике. Если вдруг… так у него близорукость: знаки путаные, да и чистота… Запретных табличек для курильщиков в Токио больше, чем автобусов, но прямо под знаком то и дело кого-то поджидает подросток с сигаретой, а иной раз родители, покуривая, удобно располагаются напротив знака с пятизначным штрафом и ждут, пока их дитя попрощается со сверстниками и причалит к ним на накуренный островок.
Так что нарушитель запросто перелез через оградку и стал взбираться по эстакаде, пока не дошел до обрыва, где из дорожного полотна в никуда торчали две сваи. С этого места открывался грандиозный закат, так что любой попавший на эту стройку не пожалел бы о своем нарушении.
– Время прощания с солнцем, господа! – произнес Дима, по-шутовски поклонился и шаркнул ногой.
Спецзадание птиц
Всего минутой раньше точно такую же фразу произнес капитан Сострадательное Око и три раза звякнул в корабельный колокол. Вскоре команда стояла на палубе и смотрела на запад, куда опускался дрожащий оранжевый диск. Только свист ветра да привычное лязганье штоков вмешивались в идиллию заката, но не нарушали ее – благодаря плавным звукам четче представлялась необъятная тишина и мистицизм такого неизменного за миллион лет и вечно нового явления – заката солнца.
Мужчины полминуты постояли после исчезновения диска, а потом стали молча расходиться. К Раулю сзади подошел капитан и тронул его за локоть. Парень вздрогнул. По тому, как тот испугался, Сострадательное Око заключил, что время не пришло и, вернее всего, в минуту заката Рауль думал о своем, о чем-то беспокоился или вынашивал план. Новичку не было дела до того, что происходит на корабле и на водах, через которые проходит корабль. Капитан выразил мнение, что в этом они похожи с Димой.
– Сэр, я не знаю моего соседа. В первый день я дежурил, а он уплыл на катере, с тех пор не приходил. Но, доложу, этот Дима неряха, мне пришлось убирать, и до сих пор я не все разгреб. Как вы таких матросов держите?
Капитан поинтересовался, не беспокоит ли его что-нибудь еще, кроме нерадивого соседа?
Рауль пожал плечами:
– Я вот не пойму все насчет ваших ритуалов. Поспрашивал, никто толком не объяснил… Пожалуй, вот это.
На выдохе капитан ответил, что не помнит, говорил он или нет, – корабль здесь главнее капитана; как и Рауль, капитан несет здесь вахту, и еще до его прихода установилась традиция. Как и остальные моряки, и десять, и двадцать лет тому назад он каждый день по два раза выходит на палубу и делает в точности то, что другие.
– Все же это… непонятно.
– Дорогой друг-человек, ты не замечал, что, когда все становится понятным, минуту спустя подступает грусть? Но и это половина человеческой беды, мы же с тобой в человеческом мире, не так ли? Сегодня я поглядел на тебя, поэтому и остановил. Вижу, ты гоняешь туда-сюда десятка два мыслей, которые давно стали понятны, однако они не отпускают тебя, а ты их не прогоняешь. Узнанное утрачивает привлекательность, причисляясь к тому, что годами накапливается в человеческим мозге. Чтобы не почувствовать от этого горечи, чтобы узнать новое и восхититься им, надо получить освобождение.
Ты в гальюн ходишь по этой же причине – неуютно ведь все в себе держать, так?
Капитан вывернул ноги крестиком, а корпусом подался вперед, будто сгорал от нужды немедленно опорожниться. Потом произошел действительный, довольно громкий выхлоп газа, и, не меняя позы, капитан стал пятиться в направлении кают-компании, где находился ближайший гальюн. Два или три голоса искренне рассмеялись где-то позади, а, когда капитан скрылся за дверью, Рауль сморщил нос от резкого запаха сероводорода.
Хотя ему было не смешно, он подумал, что Элизия лопнула бы со смеху, увидев эту сцену или даже расскажи он ей этот случай. Волей-неволей он улыбнулся: «Капитан, по ходу, шутник. Но что он там ввернул про мысли? Главное, хитрец, так и не объяснил ритуала – точно пиратская традиция! Головы сейчас они не отрубают, вот и сочинили…»
Не успел Рауль додумать, как ему предстало еще более странное явление. Джентльмен, явно не из числа матросов (поскольку одет он был в белый пиджак, такие же брюки и рубашку немного старомодного кроя со складками), стоял вдалеке, у носа корабля, и делал непонятные жесты. Пока капитан разыгрывал фокус, своим телом он заслонял обзор; а когда ушел один «клоун», возник этот, будто на сцене сменили друг друга эквилибристы. Белый не просто танцевал на месте, а щурился, наводя взгляд на тоненькую палочку или трубку, которую держал зажатой между ладоней.
Рауль встал как вкопанный. Дело в том, что сам человек, как бы странно он ни выглядел, не приковал бы его внимания; шутку сыграла вся сцена. В небе за «танцором», точно с северо-востока, на площади в десяток квадратных километров надвигался настоящий тихоокеанский тайфун. Находясь над морем и пока не достигнув берега, он имел исполинский вид. Но и это не все. Так же резко, как костюм танцора, на фоне неба выделялись белизной птицы. На чаек Рауль насмотрелся сполна, но сейчас готов был поклясться, что эти твари были минимум в два раза больше. Без сомнений, птицы хищные, и всего Рауль насчитал восемь. Появление в открытом море птиц, причем таких размеров, могло говорить об одном: рядом должна находиться земля. Одна птица спикировала и по наклонной понеслась на танцора. Из-за шума, поднятого моряками ввиду приближающейся катастрофы, белый джентльмен ничего слышать не мог, к тому же, он был погружен в свой странный танец.
Конец ознакомительного фрагмента.