Робокол
Шрифт:
Цена
Мог ли знать Дима, что в этот час два серьезных человека обсуждают как раз этот бред, причем в связи с его личностью? Капитану пришлось раскрыть Тасико всю эзотерическую часть своей просьбы. Тасико выслушивал похожие изложения не в первый раз, но время не изменило степени его удивления. Японцу было понятно, когда предлагаются существенные, весьма и весьма существенные деньги за засыпку несчастных десяти квадратов бесконечного океана на рифах, а также и то, что этот труд может быть смыт первым же цунами. Но про откуп людей у богов – этого он понять не мог.
Наблюдая
Из объяснений Коая выходило, что будущего беглеца необходимо… изолировать от солнца, причем не в прямом, а в переносном смысле. Дескать, люди, в числе которых и Тасико, сопряжены с солнцем, и через эту связь на них поступает разная по качеству судьба. Если солнце видит, что человек наломал дров, то рано или поздно придет воздаяние, придет от солнца. Человек без конца совершает проступки, а солнцу не остается ничего другого, как присылать соответствующую судьбу. Чтобы так не происходило с беглым немцем, капитан устроил «кровопускание» – событие с акулами, которое для Тасико он назвал экспериментом на страх. Меры это временные, а человек, посланный от хозяина судна, тащит за собой тяжелую судьбу, что видно невооруженным глазом.
– В самурайских трактатах есть об этом! – вставил обрадовавшийся Тасико. – Воину необходимо переломить рок, иначе никогда не закалить в себе бойца духа…
Капитан одобрительно покивал и продолжил:
– Человек должен утончиться. Сейчас Дима простое животное, он не может разглядеть даже корабль, не чувствует океана, традиции судна для него непонятные ритуалы…
– Так избавьтесь от него, пусть себе сбежит в Японию, его оттуда быстро… – не выдержал Тасико.
Коай щелкнул языком и мотнул головой вбок.
– К нам вчера доставили бразильца… Понимаете, так просто на «Робокол» не попадают. Все должно идти естественно. Если кораблю он не нужен, то и мне не нужен, пусть катится ко всем бесам. Пока я вижу, что человека надо заставить голодать по солнцу.
– Он не умрет? Поймите, у нас здесь даже кладбища нет, мы все… все такое в Миязаки должны отправлять.
– Не должен, в нем сильное животное, лис. Не должен, Тасико, – успокоил Коай и добавил: – Если что, я позабочусь, потому как будем мы здесь неподалеку плавать.
– Еще одно, Коай: помимо контроля на территории, ваш проект с солнцем, ну, не знаю, как – механизм мне непонятен… иначе говоря, от меня не требуется вмешиваться в эту эзотерику?
– О, нет-нет! Тасико, все это без вас. Выделите ему домик, ну, так, чтобы не на виду он тут шатался. Забор бы неплохо.
– Да-да, о да – такое у нас уже построено.
– Даже доктора не надо, все как на собаке заживет. Еды какой-нибудь туда принесите, а так все.
– Капитан, все сделаем, и… до вечера жду вашего ответа про почву. Нам надо много почвы, капитан!
Компаньоны
Рауль
У него была подруга. Давно. С ней он жил в Сан-Паулу больше пяти лет, но она все никак не решалась согласиться на брак. Элизия, так ее звали, ставила Раулю трудную задачу: он должен был стать чуть более юморным; его теперешний взгляд на жизнь казался ей слишком радикальным.
Элизия же, напротив, была чересчур легкомысленной, и Рауль желал воспитать в ней здравый смысл и умение ценить заработанное, не пускаться в траты и распоряжаться временем с пользой. Однако молодой человек стал замечать, что проигрывает, что бесшабашный стиль жизни подруги дарит ей больше счастья, чем его выверенные шаги и взвешенные решения. От этого он грустил чем дальше, тем больше. Но что бы он ни предпринимал, стать таким, как его милая, у него не получалось.
Выпить, забыться – это да, но потом следовали укоры совести, щемящее чувство зря потраченного времени и неполноценного бытия. Хранила его только любовь к Элизии. Девушка же не хотела себе под боком такого мужа, который будет всю жизнь брюзжать, казнить себя и ее за несоответствие каким-то стандартам.
– Займись чем-то веселым! Есть спорт, есть студия рисования, хор – что угодно. Всегда лучше делать, чем не делать…
– Что ты сама такого делаешь? – возражал Рауль. – Один только маникюр. Сколько уходит времени – час, полтора, это чудовищно долго! Я бы мог прочитать «Популярную механику» от корки до корки.
– Маникюр, солнце мое, это искусство! Попробуй сам, ну, на самом деле, попробуй…
Рауль отмахивался и с головой уходил в чтение. Однажды Элизия пообщалась со своей маман, и та сообщила, что времени и вправду истрачено много, а толку от их взаимоотношений никакого. Надо что-то решать, а то дочка «век в девках будет ходить».
– Нам надо расстаться, – тем же вечером заявила Элизия, следуя инструкции маман, – ненадолго… Полгода, только ты не читай книжки, а посмотри, чем можно заняться увлекательным. Нам что-то надо сделать или с твоим упорством, или с моим легкомыслием, а поскольку себя я точно не изменю, то последний шаг за тобой, солнце мое!
– И что же мне делать? – сетовал молодой человек, но получил ответ, что должен знать об этом лучше, раз прочел столько литературы.
Дальше судьба поводила Рауля по родной стране, отправила в Аргентину, Боливию и оттуда – в Панаму. На это путешествие его вдохновила книжка американской писательницы, которая якобы нашла счастье, переезжая из одной страны в другую и везде заводя друзей. Путевые приятели Рауля были совсем не такими, как у той удачливой американки, – наверное, самому надо быть располагающим к себе человеком, чтобы попадались друзья под стать. Рауль стал звонить Элизии каждый день и делиться своими неудачами, пока та вдруг не ляпнула: