Роботсвиль Роберта Шекли
Шрифт:
Грей развернулся и вышел в коридор. Дверь за ним закрылась, и Майкл остался наедине с собой. Сейчас он более всего беспокоился за Грея. Ему наверняка достанется от Лора. Если бы Майкл тогда не торопился, а шел осторожно, они наверняка заметили бы Лора раньше, чем тот увидел их, и им с Греем удалось бы проскользнуть незамеченными, улучив подходящий момент.
Сон не шел. В голове вертелась та неоконченная фраза, которую начал говорить Грей. Что-то крылось за ней. Какая-то тайна. Постепенно крутящиеся мысли, ухватившись одна за другую незримыми руками, хороводом стали кружить в сознании. Под мелодию их песни
Веселье было в самом разгаре. Искры огней, трепещущее пламя факелов, резкие вспышки молний, всполохи извергаемого факирами магического огня превратили просторный горизонт в сказочную площадь, заполненную немыслимыми персонажами: великанами и карликами, ангелами и чертями, прекрасными девушками и неказистыми толстяками. Здесь были русалки и тролли, гоблины и ведьмы. Вся эта пестрая толпа кружилась в танце, распевая веселые песни. Майкла заметили, и руки потянулись к нему, вытаскивая на свет в танцующий круг. И вот Майкл вместе со всеми, веселясь, пустился в пляс. Он поискал глазами Грея, но тот затерялся где-то в толпе, тоже окунувшись в безудержное веселье.
Но вдруг что-то неуловимо изменилось. Приятная мелодия сломалась и зазвучала тревожно. Из радужного переливчатого света остался лишь кроваво красный, мигающий в диссонанс отзвукам затухающей мелодии. Майкл заметил, что вместо фей, с которыми он танцевал, его окружают странные фигуры, облаченные в отливающие сталью костюмы, их лица были скрыты устрашающими масками, на которых выделялись огромные выпуклые глаза. Музыка окончательно исчезла, сменившись крикливой сиреной, а в глубине глаз незнакомцев зажегся недобрый желтый огонь. Цепкие пальцы ухватили Майка за грудки, встряхнули. Юноша попятился, пытаясь вырваться из кольца обступивших его чудищ. Но ноги не слушались, как будто все тело застыло в вязкой субстанции, и любые движения давались с превеликим трудом. За спинами незнакомцев замаячила знакомая фигура, и Майкл в отчаянии закричал, надеясь, что его рот не забит ленным студнем:
– Грей...!
Майкл резко открыл глаза, чувствуя, как пот его тела впитывается в одеяло и простыню. Едва различимая темная фигура склонилась над ним. Майкл подумал, что это порождение продолжающегося кошмара, но знакомый голос успокоил его:
– Это я, Майк. Грей.
– Уже утро?
– спросил Майкл, облегченно переводя дух и позевывая.
– Нет, Майк.
– Значит, ты все же послал к черту Лора и вернулся?
– обрадовался Майкл, вспомнив свои тревоги за друга.
Вместо ответа Грей отрицательно покачал головой.
– Кое-что случилось, Майк. Произошла авария. Перекрыт центральный источник энергии. Тебе лучше подняться и выйти на улицу. Циркуляция воздуха приостановлена, и лучше всего находиться в просторном помещении с достаточным объемом кислорода.
Грей отошел в сторону, и за его спиной зашипела дверь, открыв высвеченный тусклым светом коридор.
– Но ведь дверь работает, Грей!
– возразил Майкл, натягивая одежду.
– Аварийный источник питания. Его хватит ненадолго, если аварию не ликвидируют.
– Но почему ты так волнуешься?
– не унывал Майкл.
– Ведь такое случалось и раньше. Техники все починят, и утром все будет, как прежде. Да ты и сам лучше меня это знаешь.
– Конечно, Майк, все верно, но...
– Грей не решался что-то сказать.
– Давай говори, что стряслось-то! Ты сам не свой!
– Майкл вышел в коридор к другу и стал всматриваться в его лицо в неверном свете аварийных ламп.
– Никто не отвечает, Майк. Я пытаюсь с кем-нибудь поговорить, но все молчат. Это необычная авария...
– Грей поднял указательный палец, призывая Майкла к тишине.
– Прислушайся.
Стрекотание вентиляторов, баламутящих воздух, глубинное уханье подъемников, трескотня неисправного реле где-то под фальш-панелями потолка, гудение плазменных трубок освещения и многие другие звуки, которым раньше Майкл не придавал особого значения, воспринимая их, как привычный фон, сейчас совершенно отсутствовали. Как только Грей замер, Майкл будто оглох. Чтобы удостовериться, что с его слухом все в порядке, юноша хлопнул ладонью по стене, жадно вслушиваясь в сочный шлепок.
– Ни черта не слышу, - признался он.
– Вот именно!
– как-то странно сказал Грей.
– Пойдем. Я кое-что тебе покажу. Ты сам все увидишь.
Они опять пошли той же улицей, что раньше пробирались на нижние уровни, и теперь Майкл никуда не торопился, почему-то боясь в полумраке потерять Грея. Из боковых проходов лился все тот же красноватый свет аварийных фонарей. Не было слышно ни музыки, ни рекламы. Только тишина и их с Греем шаги. Майкл проходил по перекресткам и замечал в глубине улочек застывшие темные силуэты. Он хотел посмотреть, что это, но Грей вел его дальше. Вот и та самая развилка, где их остановил Лор. Майкл подумал, что, увидев их снова, Лор от такой наглости сейчас же устроит им очередную взбучку. Он хотел было удержать Грея, но тот уже нырнул в переулок, и его темный силуэт замаячил на фоне едва освещенного бара. Майкл опасливо пошел следом.
Бар был погружен в темноту. В глубине слабо отсвечивали бутылки со спиртным, пирамидка чистых стаканов и реторты с напитками. У стойки маячили все те же темные силуэты, и Майкл, подойдя ближе, пораженный, замер радом с Греем.
За барной стойкой все еще сидел Лор, обнимая свою подружку. В его замершей руке был недопитый стакан, а приоткрытые губы что-то шептали на ушко прелестной особе. В глубине бара застыл бармен, так и не докончив смешивать очередной коктейль. Его рука удерживала наклоненный шейкер, из которого жидкость уже давно вся вылилась в подставленный стакан, перелилась через край и растеклась неопрятной лужицей по деревянной поверхности барной стойки.
Майкл отвел глаза от застывшей сцены и осмотрелся кругом. Всюду он натыкался взглядом в полумраке на застывшие в разных позах фигуры. Как будто их застали врасплох в момент самых обычных действий, и остановленные в этот миг привычные движения неожиданно превратили посетителей бара в гротескные статуи.
– И так везде, - подал голос Грей.
– Что с ними стало?
– Майкл повернулся к Грею, желая убедиться, что тот не застыл, как все остальные, безмолвной статуей.
– Ведь ты же...