Род Волка
Шрифт:
Обратной дороги в темноте он ни за что бы не нашел, но волчонок безошибочно вывел его к туше оленя. Первым делом Семен оживил костер, на ощупь разрезал шкуру, отпластал кусок мяса и начал его обжаривать. Волчонок находился где-то рядом, но на освещенное пространство не выходил. Время от времени Семен получал от него невнятные мысленные послания: этакую смесь невысказанной просьбы, недоумения и легкой обиды. В конце концов человек не выдержал и, углядев в темноте светящиеся зрачки, спросил:
– «В чем дело? Что хочешь?»
– «Есть».
– «Ешь! Разве я тебе запрещаю?!» – удивился Семен.
– «Ты не разрешал, а теперь (вспышка радости) разрешил!»
Вскоре от туши донеслось довольное
«Нет, наверное, не загрызет, – подумал Семен, пытаясь изобразить из остатков травы что-то вроде подушки. – Похоже, он решил, что я ему теперь вместо мамы».
Он не ошибся, предполагая, что утром все мышцы у него будут болеть. Правда, недооценил, КАК они будут болеть, хотя этого и следовало ожидать: такие перегрузки после относительно спокойной жизни в лагере! В общем, когда он проснулся, то сесть ему было так трудно, что он решил немного отдохнуть, прежде чем встать на ноги. Волчонка нигде не было видно, и Семен вспомнил, что волки ведут преимущественно ночной образ жизни.
– «Ты спишь?» – спросил он в пустоту.
– «Сплю», – последовал ответ.
– «Кто был ночью?»
– «Собаки».
– «И?»
– «Ушли».
– «Спи!» – разрешил Семен и начал вставать.
Ему пришлось проделать целый разминочный комплекс, чтобы заставить тело хоть как-то слушаться. А труды впереди ждали немалые.
К полудню Семен закончил процесс обдирания и потрошения. После чего осмотрел себя – хорош! Весь в лохмотьях и крови, присыпанной сверху шерстью. А воды поблизости, между прочим, нет! А засохшая кровь с материи и мылом-то не очень отмывается. Да и мухи не дремлют. Похоже, ему придется расстаться даже с теми клочками, которые пока еще как-то прикрывают тело. Впрочем, основная проблема не в этом.
«Ну почему я не персонаж какого-нибудь популярного автора боевиков? – горевал Семен. – Тогда, завалив зверя, уже в следующем абзаце я был бы сыт, одет и обут. А в жизни как? Вот шкуры, вот мясо. До лагеря совсем близко – день хода. Ну, допустим, можно свернуть шкуры, отнести их на стоянку и вернуться за мясом. Если от него к тому времени что-то останется. Допустим, останется – заберу килограммов сорок. А остальное? Придется вернуться еще раз. Если опять-таки от него что-то останется. А пока я буду ходить туда-сюда, и шкуры и мясо благополучно протухнут – и в степи, и в лагере. Вот был бы на лагере снежник… А еще лучше промышленный холодильник, гора соли, коптильня… А как это мясо таскать? Отрезать ногу, взвалить на плечо и нести? А в ней, между прочим, кость совсем не маленькая, и всякие хрящи, связки, которые пойдут в отходы. А это далеко не один килограмм! Выход: нарезать мякоти. А как ее тащить? Без тары? Ну, примерно, как ведро воды без ведра… Кроме того, есть еще одна маленькая деталь: нарезанные в таких условиях куски мяса будут облеплены шерстью, травой, землей, кровью. Все это засохнет очень быстро – за час-два. И потом уже не отмокнет, не отмоется даже в кастрюле с кипятком – проверено! А про мух и последствия их ползанья по свежему мясу даже думать не хочется!»
Семен принял компромиссное решение: он забирает обе шкуры и четыре оленьи ноги целиком. Перетаскивать все это придется «челночным способом» – короткими ходками, километра по три, не больше. Уж, наверное, за час мясо не растащат!
Идея оказалась, в целом, правильной, но чрезвычайно трудоемкой и… скучной. Точнее, даже не скучной, а психологически изматывающей: «Вопрос: чтобы переместить две партии груза из точки „А“ в точку „Б“, сколько раз нужно пройти расстояние между ними? Ответ верный – три! А если три партии? Еще два раза. Итого – пять. По одному и тому же маршруту. И при этом конечная цель почти не приблизится – ну, если только совсем чуть-чуть».
В
В итоге Семен изобразил два тюка: один из волчьей шкуры, другой – из куска оленьей. В тюки он сложил немного мяса и сухожилия, чтобы общий вес каждого получился килограммов по пятнадцать. Эти тюки он закрепил на концах посоха, а сам посох пристроил на плечах как коромысло. Все остальное пришлось бросить – жалко до слез, а что делать?! Правда, он и тут чуть не сделал глупость: забыл снять камус. Вот уж что нужно было забрать в первую очередь! Шкура с оленьих голеней самая прочная, и если и можно из чего-то сделать обувь, то именно из нее. Пришлось возвращаться, благо не успел уйти далеко…
Ночевал Семен опять в степи, возле еле сочащегося ручейка. Кусты здесь были тонкие, мелкие и кем-то уже обглоданные, так что мясо пришлось есть почти сырым. Волчонка он не видел весь день и стал надеяться, что уже не увидит никогда. С волками Семен раньше дела не имел, но, исходя из размеров, мог предположить, что его новый знакомый не щенок-ребенок, а, скорее, щенок-подросток, так что приручать его уже поздно, даже если бы волки приручались в принципе. Да и, по большому счету, ни к чему это – хватит забот и с одним «телом». Так что, когда в темноте засветились два пятнышка, он совсем не обрадовался.
– «Я должен тебя кормить?» – спросил Семен.
– «Нет, я большой».
– «Ты охотишься?»
– «Да».
– «Вчера ты охотился с мамой?»
– «Да. За большой добычей».
– «Почему не помог маме с добычей?»
– «Отстал. Она быстро бегает».
– «Почему не помог маме со мной?»
– «Ты – не добыча. Вы сражались (мерились силой)».
– «У мамы много таких, как ты?»
– «Я один. Теперь».
– «Остальные?»
– «Я убил».
– «Почему?»
– «Они тоже хотели. Смог – я».
– «Где ваша стая?»
– «Близко».
– «Почему ты не с ними?»
– «Не могу. Не могу сейчас».
– «А когда сможешь?»
– «Не понимаю».
У Семена возникло подозрение, и он решил его проверить:
– «Что ты будешь делать завтра?»
– «Не понимаю».
«Так и есть! – удивился Семен. – Он помнит прошлое, накапливает какой-то опыт, а будущего для него не существует. По-видимому, возраст, когда инстинкт заставит его влиться в стаю, у него еще не наступил, и он должен за кем-то идти, хотя, наверное, уже может прокормиться сам. Но при чем тут я? Он же не цыпленок-утенок, чтобы воспринимать как родительницу первый движущийся предмет, увиденный при рождении, да и родился он не вчера. Может быть, у молодых волков другая логика – подчиняться тому, кто оказался сильнее? По крайней мере до тех пор, пока инстинкт не прикажет мериться с ним силой? Эдак он меня однажды просто загрызет, причем не из мести за мать, а просто потому, что у него половые железы начнут выделять соответствующие гормоны. Или, может быть, инстинкт не позволяет ему покинуть мать, а я тащу ее шкуру? Смерти он не понимает, а запах матери чувствует? Попробую спросить его самого».
– «Почему ты идешь за мной?»
– «Должен идти, хочу идти».
– «Зачем?»
– «Не понимаю».
«Ну, разумеется, – вздохнул Семен. – Ладно, пусть ходит, лишь бы жрать не просил – этого я не выдержу!»
– «Мама учила тебя брать большую добычу?» – спросил он.
– «Учила брать вместе».
Семен хотел честно предупредить, что ничему подобному он волчонка научить не сможет, но сообразил, что «думать вперед» тот не умеет, и прервал контакт.