Роддом. Сценарий. Серии 1-8
Шрифт:
ЧЕКАЛИНА
Послезавтра утром. В десять. Жди на стоянке.
Уходит. Оборачивается. Посылает ему шутовской воздушный поцелуй с ладошки. Он стоит идиот идиотом. Внимательно, с удивлением смотрит на покалеченную кисть, осторожно ею вращает, сжимает в кулак: она не болит. Вздох явного облегчения.
(ЧЕКАЛИНА, ЕВГРАФОВ, МЕДСЕСТРА, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ.)
Чекалина идёт по коридору с букетом, чуть
ЕВГРАФОВ
Маня-Манечка-Манюня! Говорят – вышла. (Взгляд на букет) Ох ты!
ЧЕКАЛИНА
Ага! Слушай, Лёшка!.. Напомни кличку твоего командира.
Евграфов смотрит с тревогой, как смотрел на Розу Борисовну, когда она о руке упомянула. Но: не может быть!
ЕВГРАФОВ
Сазан.
ЧЕКАЛИНА
Он на карпа что ли похож?
ЕВГРАФОВ
Нет. Фамилия просто… созвучная.
ЧЕКАЛИНА
Интересно, интересно… Ты чего здесь? Роддому консультация уролога нужна?
ЕВГРАФОВ
Ты мне нужна.
ЧЕКАЛИНА
Ты мне тоже.
Ласково целует его в губы, чуть касаясь. Идёт дальше по коридору. Вслед:
ЕВГРАФОВ
Завтра что делаешь?!
Не оборачиваясь:
ЧЕКАЛИНА
Работаю.
ЕВГРАФОВ
А послезавтра?!
Чекалина, не оборачиваясь, машет рукой: разберёмся! Уходит.
(БЕЛЯЕВ, РАМИШ, СЫТИН.)
В буфете обсервации, маленьком (не в главном корпусе, где продают, а для служебных нужд) за столом Беляев. Перед ним тарелка и кастрюля. Ест. Вдруг задумывается. Откидывается на спинку стула и кричит несколько театрально в приоткрытую дверь, ведущую в отделение:
БЕЛЯЕВ
Интерны! Инте-е-ерны!
На пороге появляются Сытин и Рамиш. Опасливо – после его вспышки гнева в операционной. Беляев же благодушен. (Он человек резкой смены настроений, новенькие плюс-минус некоторое время приспосабливаются.)
БЕЛЯЕВ
Янка, Олежка, берите тарелки! Дядя Игорь добрый. Когда не злой.
Берут тарелки, садятся. Рамиш заглядывает в кастрюлю.
РАМИШ
Что это?
БЕЛЯЕВ
Эх ты, чухонка! Щи да каша – пища наша? Сациви!
СЫТИН
Сациви разве не вино?
БЕЛЯЕВ
Совсем гулкие! Курица в соусе из грецких орехов! Да вы попробуйте! Только пальцы не пооткусывайте!
Несмело накладывают по чуть. Осторожно пробуют. Сытин ахает от наслаждения, нагребает ещё, лопает полным ртом. Рамиш ест аккуратно, «прилично».
БЕЛЯЕВ
То-то, Жирдяев! Это тебе не с картофана пухнуть. Смотрю ты, как и я – склонен…
СЫТИН
Я – Сытин!
БЕЛЯЕВ
В глаза бросается, что не Голодухин!
Рамиш хихикает. Сытин бросает на неё обиженный взгляд. Но так вкусно!.. С набитым ртом, к Беляеву:
СЫТИН
Курочка – деревенская!
БЕЛЯЕВ
Благодарные селянки расплачиваются с докторами натурой.
РАМИШ
Жена ваша так вкусно готовит?
Беляев мрачнеет, отодвигает тарелку. Встаёт.
БЕЛЯЕВ
Санитарка Лиля. У неё какой-то из мужей был грузин. … Рубайте без церемоний!
Выходит. Рамиш Сытину невербально: «я что-то не так сказала?!». Он пожимает плечами: «А я знаю?!» – и накладывает себе ещё весьма щедро из кастрюли.
(ЕВГРАФОВ, ЛИДВАЛЬ, ШОФЁР АНДРЕЙ, ПОСЕТИТЕЛИ, ПЕРСОНАЛ.)
Евграфов возвращается из главного корпуса. Подъезжает Скорая, выходит Лидваль. Андрей остаётся в салоне. Евграфов и Лидваль вместе поднимаются по лестнице.
ЛИДВАЛЬ
Что как побитая собака?
ЕВГРАФОВ
С чего вы взяли?
ЛИДВАЛЬ
Бывала битой собакой. Знакомый взгляд. … Как первое дежурство?
ЕВГРАФОВ
Всё хорошо.
ЛИДВАЛЬ
Зря сказал. Врачи суеверны, как военные. Не знал?
Евграфов кидает на неё пристальный взгляд.
ЛИДВАЛЬ
Посмотрела твоё личное дело. Должна же я выяснить анамнез смельчака, задирающего начмеду штаны. Да и «блатных» ненавижу.
Подходят к дверям, он предупредительно открывает. Андрей наблюдает за ними из салона. Взгляд серьёзный, и очень ёмкий – он явно не просто «тупой шоферюга».
(ЕВГРАФОВ, РЫБА.)
Входит Евграфов. Садится за стол. Закадрово стонет роженица. Из дверей предродовой палаты выходит Рыба. Садится рядом. Что-то записывает.
РЫБА
Капельницу подключили. Вторичная слабость… Доктор, вы любите кого-нибудь?