Роддом. Сериал. Кадры 14–26
Шрифт:
– Но ты же будешь со мной, да? – умоляюще посмотрел на неё Панин.
– Ну ты же начмед, а я – заведующая отделением. Куда я от тебя денусь?
Татьяна Георгиевна встала, сполоснула чашку из-под кофе, поставила её на поднос.
– Одежды у тебя куда больше, чем два чемодана. Так что они мне не мешают. Заберёшь, когда будет удобно.
– Таня, постой!.. – Но Мальцева уже вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собою дверь.
Через час поступила роженица. Свидетельница Иеговы, мать её. С кучей бумажек формата А4 о том, что ни органы, ни кровь, ни какие-нибудь её, крови, тьфу-тьфу-тьфу, компоненты-элементы-фракции… В общем,
– Да кому ты на одно место упала, кровь тебе переливать, а? – пробормотала себе под нос Татьяна Георгиевна, разглядывая обменную карту.
– Что вы сказали? – вежливо уточнила у неё тихо охающая роженица.
– Говорю, что у вас пятые роды. Всякое может быть. И на всё, разумеется, воля божья. Переводите в родзал! – наказала она акушерке приёма.
Вот, что называется, не каркай, даже про себя! Сразу после отделения последа началось гипотоническое кровотечение. Проводимые мероприятия без эффекта. Ну что, Татьяна Георгиевна, разворачиваемся?
Матку удалили. И что? ДВС – вот он уже, канонический. Тут хоть все запасы «голубой крови» [46] перелей – эффекта ноль!
– Член-корреспондент Российской академии медицинских наук, заслуженный врач Российской Федерации, директор научно-исследовательского института реаниматологии, профессор Виктор Мороз утверждает, что полный отказ от крови невозможен. «С кровью пока ничто не сравнится. Слишком уж много у неё «обязанностей», заменить которые невозможно!» Конец цитаты, – раздался голос Святогорского. – Потому, Татьяна Георгиевна, такое у меня к вам предложение: лейте кровь.
46
Перфторан, синтетический кровезаменитель.
– Ага, а она выживет – и в суд на меня подаст.
– Если не выживет – родственники подадут. Мы ей кровь перельём, а в истории не запишем.
– Ну да… Тогда меня обвинят в должностном преступлении. Куда я флаконы спишу, а?
– Бригада! Закройте уши! – крикнул Аркадий Петрович. – Тань, пока ты тут, жопа в мыле, стоишь, я уже тихохонько все пробы сделал. Моя кровь и кровь этой тётки – просто близнецы-братья, – шепнул он. – Мне тут Маргарита Андреевна пол-литра уже скачала. Свежак, должно сработать! Обидно будет, если мой подвиг пропадёт втуне.
– Ну ты шантажист! Лаборантка, ну что там?
Стоящая тут же лаборантка, размазывающая кровь пациентки по стеклу, покачала головой, мол… В общем-то лаборантка с её «cito!» тут уже и ни к чему. Потому что из влагалища уже подтекает кровь, именуемая «лаковой». И ни один кровезаменитель, ни одна плазма, ни один из компонентов не восполнят, не исправят, не спасут… Только тёплая донорская кровь.
– Ставьте! – распорядилась Мальцева.
Нет ничего чудодейственнее тёплой донорской крови! Ни-че-го! Бог наверняка в курсе. А «свидетели», как обычно, слегка путаются в показаниях.
– Всё, как обычно! – спустя пару часов язвил Святогорский в кабинете заведующей обсервации. – Состояние больной стабилизировано, имя твоё неизвестно, подвиг твой бессмертен! Бедный, бедный
– И что Панин?
– Панин сказал, что Татьяна Георгиевна знает, что делает. То есть опять Святогорский со своими подвигами в пролёте.
– Бедный ты наш разнесчастный Аркадий Петрович. А не завалиться ли нам сегодня вечером в нашу любимую едальню? [47] Ты, я, Марго. Интерна возьмём. Он сегодня ловко со всем справлялся. Классный он, этот Александр Вячеславович. Будет из него хирургический толк. Интерны – они обычно начинают суетиться, когда в ране «водопровод прорывает», всегда кого-то более опытного звать приходится. А этот – ничего. Пойдёмте сегодня тёплой дружеской компанией, а? Мне теперь даже дома небезопасно. Реально – совершенно негде спрятаться! И в жилетку поплакаться некому…
47
Место излюбленных встреч «для своих». – См. «Роддом. Сериал. Кадры 1—13».
– Ну, когда же я был против сборища патрициев у Капитолия? А сегодня – так и вообще! Моя ИОВ к мамаше умотала, та в очередной раз при смерти.
– А помните ли вы, о девы?! – вещал Святогорский поздним вечером в любимой кафешке, давно уже сменившей статус на ресторанный, в том самом отдельном уютном зальчике, который всегда был к услугам сотрудников этой недалеко расположенной больницы. – Помните ли вы, сколько этих Свидетелей Иеговы было в девяностых? О-о-о!!! Да они просто косяками валили. Я тогда даже грешным делом их историю взаимоотношений с кровью и органами изучил. В таком-то году им было можно вот это-то, а в 1950-м – строгий запрет на всё! Затем снова послабление. Позже – снова здорово, ничего нельзя! Я даже как-то, помнится, спросил одного из них, целуются ли они со своими жёнами. И как же быть тогда со слюной? Тоже, поди, жидкость и среда организма. Ну, не говоря уже о сперме, которой они щедро одаривают своих спутниц жизни.
– И что тебе ответили? – живо поинтересовалась Маргарита Андреевна.
– Целую лекцию прочли. Очень много слов. Я ничего не понял. Но самой лекцией был очарован. Даже я не смогу звиздеть столь долго сколь же и беспредметно. Они, все эти толкователи Слова Божьего и Воли Божьей – всегда были для меня одной из самых непонятных форм жизни. А какая у них полиграфия была, помните? Такую бы бумагу, да на добрые дела! Гоголя б лучше переиздали, или Маргарет Юрсенар, или Алешковского, или… Эх! – Святогорский махнул рукой.
– Да-да! Меня это тоже всегда сильно удивляло. Вот откуда у них на всё это деньги?!
– Ох уж мне эти материально ответственные личности! Мир бездуховен не из-за денег, Марго. Хотя местами и с их помощью. Спорить не буду! – рассмеялся Аркадий Петрович.
– Не, ну я правда понять хочу! Прекрасно помню, как в середине тех самых девяностых приезжали эти Свидетели целыми микроавтобусами и рассказывали, что семья их многодетная живёт в огромной квартире, переделанной из всех четырёх клетушек этажа. Кто им это всё спонсировал? Какие такие организации?