Родео для прекрасных дам
Шрифт:
— Эй, кто-нибудь! — Катя бочком стала протискиваться дальше, вглубь и… застыла как вкопанная.
Василий Мамонтов был от нее в пяти шагах. Он стоял на руках. Тело его, вытянутое в струну, подрагивало от усилий и от напряжения. А снизу, с бетонного пола, целился ему прямо в лицо клинок ножа, вставленный рукояткой в пустую жестяную банку из-под краски. Мамонтов увидел Катю, переступил руками. На какую-то секунду острие приблизилось к его глазам.
— Ты чего это? — Катя наклонилась. — Привет.
— Здорово, если не шутишь, — Мамонтов пыхтел от усилий.
— А кинжал-то зачем? — спросила Катя.
— Огра…ничитель.
— Ограничитель?
— П-погоди маленько, — Мамонтов снова переступил руками, вытянулся вверх.
— Я из больницы только что. Приятеля твоего проведала, — Катя оглянулась, увидела у стены грубо сколоченную деревянную подставку, села на нее. Все же так удобнее, чем склонившись в три погибели. — Тебя мы, Василий, вспоминали. Кстати, а давно вы с Буркиным дружите?
— С первого клас-с-са.
— Ничего не скажешь, прелестный дружок у тебя.
— К-какой ес-с-ть.
— Осторожнее, сейчас ведь наткнешься! — Катя вскочила — уж очень подозрительно начал Мамонтов клониться вперед.
— Порядок. Ништяк.
— Зачем ты все-таки это делаешь?
— Мус-с-скулатуру тренирую. Пресс.
— А без ножа нельзя?
— Весь кайф пропадет, — Мамонтов пыхтел как паровоз.
— Буркин дуэль признал, — деловито сообщила Катя. — Косвенно, с увертками, но признал. Ему по пистолету вопросы были заданы. По пушке вашей переделанной. Знаешь, а он у тебя простодушный. У него все на лице написано. Тебя он нам словами не назвал — это ты будь спокоен, а то снова потащишь его в рощу стреляться. Но врать он совершенно не способен с такой физией. Читаешь ответы как по книге. Я у него спрашиваю: Олег, ты у кого пистолет взял? Это ведь Мамонтова Васи штучки, так ведь? А он…
Мамонтов пружинисто оттолкнулся руками, сделал сальто-мортале и предстал перед Катей, как все нормальные люди, — кверху головой. Он тяжело дышал.
— Это ведь твои штучки? — тихо повторила Катя. — Или не твои? Это ведь из мастерской Долидзе вещи вышли? Он сам переделывал газовые пистолеты для вас с Буркиным? Ты только, ради бога, не ври, а то я в тебе разочаруюсь, Мамонтов. А это будет жаль. Это будет скучно. Мне ведь учитель твой дражайший Варлам Автандилович все рассказал. Не про пистолеты, нет. Про дуэль. Что она из-за Светланы Петровны Авдюковой была, с которой ты познакомился в его доме и убийство мужа которой мы так активно и так успешно расследуем. Долидзе сказал мне, что, мол, произошло все, потому что дружок твой Буркин по простоте сморозил пошлую гадость на ваш счет. А ты счел это оскорблением дамы. И к барьеру, к барьеру сразу. Между прочим, не многие бы так поступили сейчас. Девятьсот девяносто девять из тысячи просто забили бы на все это спокойно и пошли пиво пить. И только один Вася Мамонтов прореагировал как рыцарь. Это ведь сейчас вид такой вымирающий — рыцари, что-то вроде бронтозавров… Поэтому ты не ври мне, Мамонтов. Не отвечай враньем на мои вопросы, а то я подумаю, что тогда на дуэли рыцаря-то никакого не было. А был просто Вася-дурак. Идиот отмороженный.
Мамонтов молчал.
— А быстро можно переделать газовый на базе «Макарова», чтоб стрелял патронами девятого калибра? — спросила Катя, помолчав.
— Смотря как работать, — Мамонтов сплюнул.
— У тебя-то… точно такой?
— Был такой же, как у Олега.
— Ты правда его потерял тогда, а не припрятал?
— Обыскивай, — Мамонтов сделал широкий жест.
— Не буду я тебя обыскивать. Кто
— Ну, тогда слушай, что тебе говорят — ствол я потерял, когда… Ну, в общем, когда мы из этой долбаной рощи к тачке шли. Ямы там, все заболочено. Там и днем ни хрена не найдешь, не то что впотьмах.
— Ты знал такого Игоря Лосева? — спросила Катя. Мамонтов нахмурился, потом покачал головой нет.
— А мужа Светланы Петровны Владлена Ермолаевича ты знал?
— Нет. Я его в глаза не видал.
— А она хорошая — Светлана Петровна?
— Она…— Мамонтов снизу вверх (рост — коротышка, такая беда!) глянул на Катю. — Все равно ты этого не поймешь.
— Почему? Ты объясни.
— Она хорошая. Несчастливая она.
— Вообще-то она тебе в матери годится.
— Да, это точно, — Мамонтов кивнул. — Ну, е-кэлэмэнэ, сейчас спросишь — ты с ней спал?
— Не спрошу. Но ты все-таки мне объясни. Интересно.
— Я не знаю, как объяснить, — Мамонтов пожни плечами. — Учитель сказал: вот женщина, а вот клинок Материал один и тот же — закалка разная. И оба и вечность нацелены. Служения ждут. Служения, понимаешь? Ей плохо было, я ж по лицу видел. Сплошное паскудство на сердце. А мне, чтобы таким мастером стать, как Варлам, не только молотом по наковальне надо научиться дубасить. Мне еще кое-что узнать и понять надо. Я хотел помочь ей, прийти ей на помощь, понимаешь? Я ничего плохого, грязного не хотел. Дала б она мне — я бы взял. Я ж мужик. Но она мужу своему, Авдюкову, изменить не могла. Я ей его заменить не мог. Молодой еще, наверное, сынок, — Мамонтов усмехнулся.
— Ну и все. Мы тогда поговорили с ней, я от Варлама домой отвез. Опять мы разговаривали. — Муж ее тогда был еще жив. А вот после похорон зачем ты к Светлане Петровне приходил?
— Она мне позвонила. Сама, я не набивался. У них пес был. Здоровая такая зверюга. Он заболел, затосковал. Светлана Петровна попросила, чтобы я свез его к ветеринару — ну, усыпить чтоб. Сама она не в силах была. Должен был я ей помочь?
Катя смотрела на Мамонтова: правда — ложь?
— Ты точно Лосева не знаешь? — спросила она.
— Что еще за Лосев?
— Охранник из «Паруса». Его застрелили в тот день, когда ты навещал вдову. Кстати, застрелили, по всему видно, из переделанного газового «Макарова». Почти такого же, как ты… потерял.
Мамонтов скрестил руки на груди:
— А при чем этот Лосев из «Паруса» и Светлана Петровна? — спросил он.
— Хотела бы я разобраться, — вздохнула Катя. — Да не даете, темните.
— Ты что, Светлану Петровну в убийстве мужа подозреваешь? Она собаку вон не могла в лечебницу сдать, а ты…
— А ты, Василий, если бы она тебя очень, очень попросила — за деньги большие или так, в порядке служения даме, — ты бы не…
— Что я? — перебил Мамонтов.
— Дантес Печорин зарядил пистолет. Дантес Печорин вызвал весь свет. И вся милицейская конница, и вся фээсбэшная рать не может Дантеса поймать, — Катя покачала головой. — Ах, как же не хочется разочаровываться, Вася! Если бы ты только знал, как мне не хочется.
— Чудная ты пацанка, погляжу, — усмехнулся Мамонтов.
— Чудной ты, а не я. Буркин твой чудной. Чудик-юдик. Понимаешь, два убийства уже у нас — два: Авдюков — муж твоей дамы и Лосев — продажный алчный охранник, — Катя перечислила как считалку. — И обоих мне ни капли не жалко. Но убийство — это такая штука проклятая… Скажи мне по совести, все же кто занимается переделкой оружия? Ты или твой учитель Варлам Долидзе?