Родео для прекрасных дам
Шрифт:
Зинаида Александровна нагнулась и достала с нижней полки журнального столика книгу. Светлана Петровна начала ее листать.
— Вот смотри, как тут хорошо написано — немножко коряво, но это такой перевод, наверное. — Она вздохнула и прочла негромко, нараспев: — «Эта дама прекраснее всех, говорю я без лести. Поступает она по закону изысканной чести. Навсегда ее сердце закрыто для злобы и мести. Хоть гремит ее слава, судьбе ее в том нету прока. Ибо выбор, как прежде, зависит от рока». Это романс?
— Это сирвента.
— Я Наташе
Она вздрогнула, потому что кукла-рыцарь, покалеченная, исцарапанная, внезапно вдруг ожила. Направляемая руками Зинаиды Александровны, она выпрямилась в полный свой рост, протянула руку и дотронулась до руки Светланы Петровны. Потом рыцарь поднял забрало, явив свой большеглазый, похожий на женский, кукольный лик.
— Рыцарь Гильом де Сент-Лейдьер служил сестре дофина Овернского, которая была немолода и успела уже потерять мужа в крестовом походе, — услышала Светлана Петровна. — Но не было у нее слуги и защитника преданней, чем рыцарь Гильом. Когда дама нуждалась в совете и помощи, он приходил и говорил ей только три слова: «Я весь ваш».
Светлана Петровна отвернулась, тихо всхлипнула. Слезы приходили к ней в последние недели легко. Проливались из глаз и тут же высыхали.
— Да, да, вот так, вот так, только так теперь, — шепнула она. — Так и будет. Это правильно. Бедные мы, бедные… Кто нам еще послужит, кроме нас самих? — Она быстро притянула Зинаиду Александровну к себе и поцеловала ее в лоб.
Кот Батон, наблюдавший всю эту сцену, услышал, как за дверью в спальне зазвонил телефон.
— Ой, я трубку там забыла, — спохватилась Зинаида Александровна. — Кто это? Нателла только ведь…
За дверью в спальне раздался голос Нателлы Георгиевны — она тихо говорила с кем-то по телефону.
Если посидеть два с половиной часа на мокрой траве, то любопытство — самая сильная ваша врожденная страсть — начнет тускнеть, тускнеть и в конце концов обернется слабеньким таким, сереньким чувством, которому уже нет приличного названия.
Катя попыталась вытянуть затекшие ноги. Марьяна сидела рядом на сгнившем бревнышке, созерцала темное ночное небо.
— Сколько звезд высыпало, — сказала она со вздохом.
В наушниках вялая тишина изредка перемежалась грохотом и лязгом металла по металлу. Половецкие пляски давно уже угасли. Угасла и ария короля Филиппа, и рондо Мефистофеля, и еще какие-то басовые арии на итальянском языке. Там, в доме Долидзе, в этот майский вечер оперные партии звучали в унисон с металлическим скрежетом.
— Он же фактически кузнец, — подвела итог всей этой адской долбежке вконец изнемогшая от ожидания Катя. — У него там кузня, молот и наковальня в мастерской, вот он и наяривает. Марьян, долго мы еще будем тут сидеть?
— Начало двенадцатого. Уже? Меня дико в сон клонит. У тебя, кажется, конфеты были, леденцы, а? Давай еще немного подождем. Все-таки кому он звонил?
— Даже
— С прошлого дождя не просохло, тут низкое место. Ш-ш-ш! — Марьяна погрозила пальцем. — Слышишь — машина?
Она поднялась с бревна. Вдали по дороге мимо дома Долидзе промелькнули желтые фары. И пропали.
— Ждем еще полчаса, и все, — Марьяна повернуласьк Кате. — Видимо, пустая это у нас затея. Ничего не выходит.
Катя от скуки стала считать звезды на небе. Тут же сбилась. Упорно начала искать над головой ковш Большой Медведицы — и не нашла. Они никогда его не находила среди этого сияющего небесного бисера, пока ей кто-нибудь не указывал — да как же это, вот звезда, вот, вот.
— Марьяна.
— Что? — Марьяна отняла от уха наушник.
— Ничего, просто голос твой услышать захотелось. Темно как. Какой красный огонь там, в окне горит, как пламя, — Катя привстала. — Нет, ничего. Ничего и никого.
— Все-таки кому-то он звонил сразу после нашего ухода, — Марьяна поежилась. — Холодно. Надо было хоть куртки с собой взять.
— А мне, наверное, Вадька телефон обрывает, разоряется, — вздохнула Катя. — К разборкам надо готовиться. Самого черти где-то по горам носят, а у меня прямо с пристрастием допытываться будет — где была вечером, с кем.
— Пошли его подальше.
— Нельзя. Муж.
— Лучше ты первая пошли его, — хмыкнула Марьяна. — А то дождешься, что он тебя пошлет.
— Нет, такого не будет никогда.
— Тебя мой пример ничему, значит, не научил? А примеры этих наших теток — Светланы Петровны, Зинаиды и Нателлы?
— Их примеры меня кое-чему научили. Но я еще толком в этом не разобралась, — Катя вздохнула, нахмурилась. — Вообще-то нам с тобой, Марьяна, пора поговорить о них серьезно. Я вот что обо всем этом думаю…
— Ш-ш-ш! — снова шикнула на нее Марьяна. — Тихо, машина!
На этот раз приближающаяся по шоссе машина явно замедляла ход. Катя поднялась. В темноте вдали светились только окна дома на первом этаже. Но вот к этому свету прибавился еще свет — со стороны дороги. Показалась машина, притормозила и плавно повернула с шоссе к дому. Мелькнул желтый с шашечками бок: такси.
— К нему кто-то приехал, — шепнула Катя. — Так поздно?
Она вся обратилась в слух. Но в наушниках был лишь привычный треск. Такси медлило уезжать — видимо, с шофером расплачивались. Затем снова ярко вспыхнули фары, и такси, развернувшись, снова вырулило на шоссе.
— Я ни черта не вижу. Кого он там высадил? — тревожно спросила Марьяна.
Более зоркая Катя увидела поднимающуюся по ступенькам крыльца темную фигуру.
Звякнул звонок. Катя от неожиданности едва не уронила наушник — впечатление было такое, что звонили в дверь в двух шагах от нее, а было это там, в доме.