Родери. Тайны прошлого
Шрифт:
– С каких это пор ты принимаешь решения, не советуясь со мной, дорогая? – Огюст с трудом сдерживает гнев.
– Разве не ты полчаса назад на этом же месте заявил, что готов на всё, дорогой? – Эрнесту ярость мужа пугает не сильнее, чем строптивость привязанного горрта.
– Но я не настолько отчаялся, чтобы принимать помощь от… Родери! – последнее слово больше похоже на плевок.
– Кариза за неё ручается, Даглар её хвалил.
– Глава нашего рода не Роллейн!
– По-твоему, стоило пригласить Службу Правопорядка? – милейшим голосом
– Упаси Всевышний! – практически рык. – Я собирался просить Валлэйна.
– Умерь свои амбиции, дорогой. Король Лэргалла – не мальчик на побегушках. Не рассчитывал же ты, что он лично займётся расследованием?
Для стороннего наблюдателя лица супругов сохраняют прежние маски радушия. Умение говорить гадости с улыбкой – отличительная черта знатных магов. Я искренне радуюсь тому, что, в отличие от Дала, могу держаться подальше от Релланов и им подобным. Несколько вежливых ни к чему не обязывающих фраз пару раз в год – этим наше общение исчерпывается. Огюст снимает барьер, и я обращаю внимание на его ауру. Второй уровень, универсал и погодник. Не маловато ли для столь древней крови?
– Госпожа Валлэйн, благодарю вас за то, что согласились помочь нам в деликатном семейном вопросе. Присаживайтесь, пожалуйста. Дорогая, у тебя вроде были какие-то неотложные дела?
Неуклюжий намёк на то, чтобы нас оставили наедине, понят правильно. Эрнеста извиняется и удаляется. Не то чтобы я нуждалась в её поддержке, но под пристальным и заранее предубеждённым взглядом Огюста становится неуютно. Старинное кожаное кресло, в которое я сажусь, комфорта не прибавляет: оно слишком неудобное, холодное и жёсткое.
– Я вас внимательно слушаю, господин Реллан.
Глава 3
На гладком белом лбу Огюста появляется едва заметная вертикальная морщинка. Для своих пятисот двадцати двух лет господин Реллан прекрасно сохранился: будь он человеком, я не дала бы ему больше тридцати пяти. Пшенично-русые волосы слегка вьются на висках, прямые чёрточки бровей почти сливаются с кожей, пушистые ресницы тоже светлые и видны лишь благодаря густым теням, которые они отбрасывают. Весьма интересный мужчина, если забыть о его отталкивающей надменности.
– Сложилась чрезвычайно неприятная ситуация, госпожа Валлэйн. Из моего кабинета пропала фамильная летопись. Скажи мне кто-нибудь ещё вчера, что такое возможно, я бы от души посмеялся. На сейфе, где хранилась книга, сильнейшее охранное заклинание.
Огюст делает паузу, и я вставляю:
– Любое, даже самое мощное заклинание как накладывается, так и снимается. Вопрос лишь в уровне мага.
Моё замечание ему не нравится, уголок точёных губ недовольно дёргается.
– Это непростая защита, госпожа Валлэйн. Она в принципе не подпускает чужих. До дверцы сейфа без последствий дотронется только тот, в ком течёт кровь нашего рода.
– В таком случае вам сначала следовало бы поинтересоваться у ваших близких родственников –
Гримаса Огюста напоминает мне оскал волка на его фамильном гербе.
– В Лэргалле всего пятеро Релланов: я, моя супруга, наши двое детей и введённая в род жена сына. Они клянутся, что непричастны.
По горькой иронии в голосе Огюста я понимаю, что к клятвам мы относимся одинаково скептично.
– Кто ещё находится в доме?
– У нас гостит жених дочери, господин Роллейн, и, естественно, слуги – семнадцать человек, но никто из них не обошёл бы защиту.
– Вы применяли заклинание Поиска?
– Аура книги полностью идентична ауре зaмка. Хотя, конечно же, я попробовал: на заклинание откликается весь дом. Всё, что я смог, – приказал никому не покидать поместье. Кто бы и с какой целью ни украл летопись, он сейчас здесь, и это член моей семьи. Вы должны найти вора, госпожа Валлэйн, причём не привлекая посторонних!
Последняя фраза – приказ. От приказов я порядочно отвыкла, поэтому внутри шевелится раздражение. Огюст делает шаг по направлению к двери.
– Идёмте, я проведу вас в кабинет.
– Не торопитесь, – вместо того, чтобы подняться, я откидываюсь на спинку кресла. – Господин Реллан, чтобы раскрыть преступление, в первую очередь нужно ясно представлять мотивы преступника. Обычно фамильная летопись имеет значение исключительно для кровных родственников – как история, память, повод гордиться своими предками. Она может представлять немалую ценность для историков или жадных до сенсаций газетчиков. Но никому больше не интересно, с кем спали ваши достопочтенные прадедушки и прабабушки. Вряд ли спустя тысячи лет найдётся много желающих поковыряться в чужом прошлом. Однако госпожа Реллан упомянула про карту тайников, а это уже серьёзное основание для похищения.
Огюст удивляет меня тем, что ухмыляется.
– Тогда я искренне сочувствую незадачливому вору: ему придётся ковыряться в куче бесполезного хлама. Тридцать лет назад я провёл в доме ремонт и перенёс все ценные вещи в хранилище государственного королевского банка.
– Об этом известно кому-нибудь, кроме вас? Вашей жене, детям?
– Нет. Зачем портить красивую легенду? Своему сыну я, разумеется, расскажу, когда передам ему обязанности главы рода. Что же касается семейных секретов, о которых вы столь небрежно отозвались, – вы правы, госпожа Валлэйн, эти страницы мало кого заинтересуют. Опасность в другом.
То, как он произносит «опасность», настораживает.
– Мои предки имели неосторожность изобрести несколько весьма действенных заклинаний, впоследствии запрещённых при Онориге Милосердном. После введения запрета, как законопослушные подданные Короны, Релланы никогда их не применяли. Но не вырывать же листы из фамильной реликвии! Тем более что это повредит книгу.
Киваю. Ну да, ну да. Книгу жалко. Людей, которые могут случайно пострадать, если один из отпрысков Релланов окажется не столь законопослушным, жальче гораздо меньше.