Родичи
Шрифт:
Потом он позвонил в больницу Боткину:
– Знаешь?
– Да, – тихо ответил разбуженный Никифор.
– Может быть, ее черт убил?!!
– Мне приехать?
«Кто это?» – послышался в трубке голос Катерины.
– Нет. Я в порядке, – ответил Бойко и повесил трубку.
Вспомнил, что говорил Ахметзянов про землянику, что частички души эти ягоды…
Нет, не Ахметзянов это говорил, а тот, с рельсом в груди.
Снова набрал Боткинскую.
– А где этот Михайлов, студент? Мне поговорить с ним надо!
– Нет его…
– Умер?
– Ушел.
– Я знаю.
Иван Семенович повесил трубку.
«Завтра подам рапорт об отставке. В субботу похороны…»
Генерал чувствовал, как по щекам текут слезы, но ничего сделать с собой не мог. Ночью плакал, это его извиняло…
«Прав был Никифор, – подумал. – Вагина ненасытная!..»
В четверг вся балетная Москва была взбудоражена! Весть о том, что отмененная накануне премьера балета «Спартак» все-таки состоится, вызвала как чудовищное негодование у балетоманов с партерными билетами, так и неподдельное счастье жителей галерки.
В одном сходились и обладатели вечерних костюмов, и владельцы мохеровых беретов: весть о покушении на будущего премьера – чистая пиаровская акция, лишь раздувающая ажиотаж. «Партерные» в большинстве своем билеты сдали из-за дороговизны, а галерщики не сдавали, так как были согласны на любую замену.
Счастливы были спекулянты, чующие к пятничному вечеру небывалую наживу, а одна экзальтированная особа из «партерных», уже сдавшая билет в кассу, решилась на самосожжение в скверике, облив себя «Шанелью № 19». Но парфюмерия гореть не хотела, и несчастная женщина истерически требовала у таксистов бензина!
Всеобщий ажиотаж подогревался еще и тем, что Большой давал лишь единственный спектакль в Москве. Этой же ночью «Красной стрелой» театр уезжал в Санкт-Петербург, чтобы ошеломить вторую столицу новым гением, а потом на пароме отбывал за границу нашей Родины через Финляндию, а далее с остановками по требованию…
Когда студент Михайлов явился на проходную театра, Степаныча чуть кондратий не хватил.
– Тебе же, сынок, голову сплющили!..
Лидочка, лицезрев господина А. в полном здравии, высказалась, что так и должен поступать настоящий артист, мол, на сцене все болячки проходят! Альберт Карлович хотел было кинуться к солисту с криками и объятиями, но сдержался и лишь прикрыл ладошкой пухлые губы.
Импресарио Ахметзянов, собравшийся наутро устраиваться по прямой специальности, увидел своего «Нижинского» и в секунду переродился в «Дягилева». Он уже почти наяву слышал неистовые овации и крики «браво» в свой адрес…
Что творилось на Театральной площади за три часа до начала спектакля, описать практически невозможно. Конная милиция, как на серьезном футбольном матче Евролиги! Внутренние войска организовали коридоры от метро до театра, а билеты проверялись еще до входа на эскалатор…
Вера зашла домой на несколько минут, чтобы переодеться в вечернее, и застала
Ее подруга Зоська лежала обнаженной под каким-то полуголым мужиком с волосатой, как у гориллы, спиной и таким же шерстяным задом, выглядывающим наполовину из спущенных штанов. Зоська орала что было сил, биясь в конвульсиях, шерстяной пыхтел паровозом, и Вера поняла, что застала секунду роковую.
– А-а-а-а! – провалилась в экстаз Рыжая. – А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
После того как Зоська откричала, шерстяной споро слез с нее, натянул штаны, пиджак, увидел Веру, тыкнул и облизал мерзким языком щеки.
– Гы-гы! – сказал он еще раз напоследок и вывалился в дверь.
Что творилось в это время со стариком Козловым от криков Зоськи, остается только догадки строить.
– Кто это? – с трудом вымолвила Вера.
– Он из Арабских Эмиратов, – ответила Зоська лежащая на влажных простынях с нагло раздвинутыми ногами, ничуть не стесняясь. – Я уезжаю с ним. Он миллиардер!
– Тьфу!
Вера вошла в свою комнату, сняла с плечиков черное длинное платье.
– И нечего плеваться! – крикнула Зоська. – Каждый живет как хочет!.. Ты
– с олигофреном, я – с арабом!
Не успев договорить фразы, Рыжая почувствовала какие-то процессы внизу живота. Впрочем, сии не были болезненны, а потому Зоська от них отвлеклась:
– Он сказал, что у него даже унитазы из чистого золота!
Старик Козлов за стенкой попытался представить, как он гадит в золотой сортир, но у него это не вышло. Обязательно бы запор случился!..
Вера более не слышала, что еще говорит подруга. Взявшись за станок рукой, она вдруг почувствовала неодолимый зуд во всем теле, оттолкнулась от палки и сделала кряду пятьдесят восемь фуэте. После этого, оглядев себя в зеркале, нашла свою особу прекрасной, а в душе бурлило счастье.
На его крыльях, не слыша похвальбы подруги про сексуальную мощь мохнатого миллиардера, Вера слетела по лестнице и, выскочив на улицу, подняла руку.
Остановилась машина, и она уселась на заднее сиденье.
– А я вас знаю, – сказал человек-водитель, нажав на газ.
– Откуда? – улыбнулась счастливая для всего мира девушка.
– Подвозил вас к этому дому с молодым человеком. У него еще волосы белые…
– Вспомнила! Он вам торт желал с голубым кремом!
– Ага… Вам куда?
– К Большому театру…
Дальше они ехали молча. Человек-водитель сокрыл от счастливой девушки, что у него недавно был этот торт. Зачем делиться счастьем, если его еще совсем немного!.. У нее-то вон сколько!..
А Зоська еще не знала, что шейх ее обманул и не возьмет в Арабские Эмираты… А еще она не ведала, что беременна мальчиком, который переживет ее на тысячу сто пятьдесят три года…
В пятницу к вечеру он вдруг сказал Машеньке, что пойдет на премьеру в Большой, и лишь после этого закрыл жене удивленные глаза.