Родина крылья дала
Шрифт:
— Надо сначала летчиком стать, Слава, — ответил я тогда.
Забегая вперед, скажу, что с Вячеславом Зудовым мне предстояло жить и работать в Звездном городке, куда он прибыл на два года раньше меня. В отряд он будет принят в 1965 году, то есть всего лишь через четыре года после нашего разговора. Моя космическая подготовка начнется в 1967 году.
Это было время быстрого развития в нашей стране научно-технического прогресса. Не мне повторять исторические фамилии и исторические факты. Известнейшие ученые — И. В. Курчатов, М. В. Келдыш, С. П. Королев, — десятки и сотни других людей стояли у истоков отечественной космической науки. Нашему
Спустя тридцать с лишним лет, проходя по первым нашим испытательным полигонам, на которых в послевоенные годы слышался рокот первых ракет, я сопоставил два факта из жизни своей страны, которые имели один исток. Когда в 1949 году распределялся государственный бюджет, часть денег была направлена на помощь детям, жившим в районах, пострадавших от голода первых послевоенных лет. Хотюховский сельский Совет выделил два метра черной сатиновой ткани Владимиру Коваленку из деревни Белое, деньги на обувь, верхнюю одежду и книги. В рубашке и брюках из этого полотна первого сентября 1949 года я сел за школьную парту… Когда в сентябре 1986 года я стоял у памятника Курчатову, то, прежде всего, вспомнил и те трудные годы.
Случайность это или закономерность? Да, о нас, детях, заботилась вся страна. В нас, босоногих, не видели лишнего рта и обузы для государства, потому что в будущем именно нам предстояло решать задачи строительства заводов, производства хлеба, мяса и молока, защиты государства и развития науки. Так случайно ли то, что под балашовским небом произошла встреча Вячеслава Зудова из Электростали и Владимира Коваленка из деревни Белое?!
Закончив училище, мы попадем в одну летную часть, будем вместе служить в военно-транспортной авиации, потом встретимся в Звездном городке, станем командирами экипажей космических кораблей. От того августовского полета в космос Вячеслава Зудова отделяло 15 лет, меня — 16. Когда 12 марта 1981 года с Виктором Савиных я стартовал в свой третий космический полет, на земле остался мой дублер — Вячеслав Зудов. Но, вообще, какие бы трудные, серьезные задания мы ни выполняли, всегда помнили тот первый разговор в училище: «…Надо сначала летчиком стать!»
Летное лето второго курса пролетело как одно мгновение. Последние полеты — и мы расстались с самолетом первоначального обучения ЯК-18У. Не одно поколение летчиков, которым перкалевые крылья этой машины дали путевку в небо, хранит ее в своей памяти, в своем сердце.
Распрощавшись с ЯК-18У, мы приступили к полетам на новой и сложной по тем временам для курсантского обучения машине — ИЛ-14. На этом самолете готовили летчиков военно-транспортной авиации. Выйдя на воздушные трассы в первые послевоенные годы, эта машина до сих пор продолжает трудиться.
Инструктором нашего экипажа стал капитан Вячеслав Андреевич Рябцев. Он очень любил нас всех, интересовался делами, обстановкой и жизнью в казарме, домашними проблемами. Мы не однажды встречались с Вячеславом Андреевичем после выпуска из училища. Сейчас он живет у себя на родине, в Армавире. Гордость свою не скрывает: космонавты Сарафанов и Коваленок вышли из его экипажа.
Учеба на третьем курсе — особенно напряженная. В сознание каждого из нас по-настоящему входило ощущение, что мы становимся офицерами, военными летчиками. Каждому хотелось унести из училища хороший запас знаний по аэродинамике, термодинамике, теории вероятностей и боевой эффективности. Именно мы стали первыми выпускниками, прошедшими подготовку по программе высшей школы. Идейная убежденность, высокая нравственность, глубокие знания становились основой формирования личности каждого курсанта. Преподавательский состав училища, командование, летчики-инструкторы, политработники не жалели для нас ни сил, ни времени, ни знаний. Становились взрослее и мы, стали понимать, что в строевых частях ждет сложная работа, что спрос с нас, выпускников высшего училища, будет особый.
Экзамены за первый семестр третьего курса я сдал досрочно. За неделю до начала сессии сдавал последний — теоретическую механику. Как здесь было не вспомнить добрым словом школьных учителей, которые прививали нам любовь к математике. Билет оказался сложный, из теории машин и механизмов. Валентин Степанович Лощинин, наш преподаватель, увидев оценки предыдущих экзаменов, а они были сданы на «отлично», посочувствовал:
— Крепкий орешек достался вам, товарищ Коваленок. Здесь придется применить все знания математики, начиная с тех, которые получили на школьной скамье.
Всегда буду помнить, что первые знания мне дали прекрасные учителя: Екатерина Петровна Зуенок в Белом, Лидия Степановна Барашко в Хотюхово, Раиса Макаровна Сацукевич и Анатолий Петрович Сманцер в Новом селе, Валентина Григорьевна Шеметовец в Зачистье…
Наученный сохранять спокойствие в любых ситуациях, я и на экзаменах действовал последовательно и логично. В конце концов, получил все расчеты.
Просмотрев мои результаты, комиссия не стала спрашивать дальше по билету. Зато посыпались вопросы по небесной механике. Любому экзаменующемуся дополнительные вопросы радости не доставляют.
Но мало кто знал, что законы Эйлера и теорию движения Кеплера я учил не только по программным материалам. Моя тумбочка была заполнена книгами по этой теме.
Отвечая на вопросы, уже интуитивно чувствовал, какая оценка мне «светит». Был доволен моими ответами и Валентин Степанович. И тут случился конфуз…
Надо сказать, что за страстную увлеченность теоретической механикой курсанты нарекли нашего преподавателя именем великого французского ученого-математика — Даламбера. Что ж, клички у преподавателей существовали во все времена…
Валентин Степанович Лощинин объявил, что комиссия единогласно присуждает мне оценку «отлично», и поинтересовался, откуда мне известны вопросы, которые выходят за пределы учебной программы.
— Видите ли, товарищ Даламбер…— начал я.
Взрыв хохота прервал мой ответ. Дружно хохотала вся комиссия. Ничего не понимая, я удивленно смотрел на Лощинина. А он, вытерев слезы, с комическим огорчением покивал головой:
— Ах, Коваленок, Коваленок! Чего же ты раньше молчал? Ведь если бы ты сразу назвал меня Даламбером, то уже за одно это я не стал бы задавать тебе вопросы!..
И только тут до меня дошло, какую я дал промашку. Но Валентин Степанович не обиделся. Усмехаясь, он поздравил меня с отличной оценкой, и я, смущенный до предела, что называется, пулей выскочил из аудитории, сопровождаемый смехом.
После экзаменов все мы разъехались по домам. Каждый раз, приезжая в отпуск, я заходил в свою школу. Учителя рассказывали об учебе, о планах на будущее.
— Достаточно ли школьных знаний, чтобы успешно начать учебу по более сложной программе высшей школы?— интересовались учителя.