Родина крылья дала
Шрифт:
Знакомство с космонавтами и специалистами Центра произошло как-то незаметно, буднично. Наша группа долго держалась в стороне, мы были самые младшие и, естественно, стеснялись. Но частые встречи на полетах роднили нас, молодых, с ветеранами: Г. С. Титовым, В. Ф. Быковским, В. А. Шаталовым, Г. Т. Береговым, А. В. Филипченко, Г. С. Шониным. Мы жили одним коллективом, одной семьей. «Старики» были просты и доступны, всегда охотно делились опытом.
В каждой группе была своя «напряженка». Гагаринский отряд заканчивал учебу в академии имени Н. Е. Жуковского. Г. Т. Береговой, В. А. Шаталов, Г. С. Шонин, А. В. Филипченко и другие готовились к космическим полетам. Они тренировались каждый день.
Группа,
Мы же «грызли» гранит науки. Ушли, отсеялись те, кто думал, что самое главное — быть зачисленным в отряд. На деле все оказалось значительно сложнее.
Однажды, неожиданно для меня, Герман Степанович Титов предложил поехать вместе с ним на предприятие, которое выпускало кресла, катапульты, скафандры и другие системы жизнеобеспечения космонавтов. Два часа в один конец и столько же — обратно. Четыре часа я беседовал с космонавтом номер 2! Мы говорили о проблемах будущих полетов. Герман Степанович был во многом категоричен, но его выводы оказались пророческими: на одном энтузиазме в нашем деле далеко не уйдешь. Глубокий анализ достигнутого, критическая и строгая оценка результатов — вот что должно стать нормой жизни для всех, кто занимается космосом. Главное — не почивать на лаврах, не довольствоваться достигнутым. Он говорил не об успехах, как это делали журналисты, а о результатах. Результаты же были и велики, и в то же время скромны. Шла подготовка к первой стыковке на орбите.
Разговор с Германом Степановичем не прошел для меня бесследно. Со временем я как бы повторил его путь. В 1972 году он окончил Военную академию Генерального штаба. Спустя несколько лет эту же академию окончил и я. Кстати, на моей защите Герман Степанович Титов выступал в качестве официального оппонента. К моей великой радости, его отзыв на мою диссертацию был одним из лучших. После защиты, поздравляя меня, он сказал:
— Вот теперь нас стало двое…
Я не стал его поправлять. Нас двое стало со времени той нашей поездки.
Наконец курс общекосмической подготовки закончен. Строгая Государственная комиссия оценила мои знания на «отлично». Николай Петрович Каманин — председатель Государственной комиссии, — поздравляя, задержал мою руку, долго молча смотрел в глаза. О чем он думал? О разговоре в Орске после гибели Владимира Михайловича Комарова?..
Назначение я получил в отдел, который возглавлял Валерий Федорович Быковский. Прибыл. Представился. И сразу заметил озабоченность Валерия Федоровича. Вскоре стало понятно: по результатам подготовки я подходил, но Быковскому нужны были космонавты бывалые, уже летавшие в космос. Поэтому он тут же созвонился с Георгием Степановичем Шониным, и меня перевели в группу орбитальных полетов.
После гибели Владимира Михайловича Комарова подготовка к очередному полету велась с особой тщательностью. Этот полет предстояло выполнить Георгию Тимофеевичу Береговому, а после, на январь 1969 года, намечался полет двух экипажей одновременно — Шаталова и Волынова, Елисеева и Хрунова. Но уже в октябре 1969 года в космосе будут работать одновременно три корабля с экипажами Георгия Шонина — Валерия Кубасова, Владимира Шаталова — Алексея Елисеева, Анатолия Филипченко — Владислава Волкова — Виктора Горбатко. Их в Звездном окрестили «великолепной семеркой». В какой-то степени и я был участником событий, связанных с этими полетами — работал на связи в одном из наземных пунктов управления.
Как задолго до восхода солнца над горизонтом показывается первый луч, так на космическом горизонте появилось известие об орбитальной станции. Даже первые, довольно скупые сведения о ней поражали воображение —
Сердце подсказало, что работать на орбитальных станциях придется и мне. Вскоре были сформированы и первые экипажи на орбитальную станцию «Салют-1», началась их подготовка. Специалисты Центра заблаговременно готовили расчеты на управление полетом. Мне неожиданно предложили временно поработать оператором по связи с экипажами в Центре управления. Я согласился. Прежде чем управлять, надо изучить корабль «Союз» и станцию «Салют», а это означает, что вместе с экипажами я буду слушать лекции конструкторов, бывать на заводах-изготовителях, принимать участие в тренировках. Но это ведь не что иное, как подготовка к космическому полету!
Мы, операторы, стали тенью наших экипажей. Чем бы ни занимались Алексей Леонов, Валерий Кубасов, Петр Колодин и их дублеры Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев, с ними всегда были и операторы.
В 1970 году полет Андрияна Николаева и Виталия Севастьянова продолжительностью в 18 суток станет началом наступления на невесомость.
Несколько раз я заходил тогда в комнату Виталия Севастьянова и видел, как он тренируется… ходить. Да, полет был не из легких. Самое страшное было в том, что в невесомости очень быстро развивалась атрофия мышечной системы. Специалисты разрабатывали комплекс борьбы с неблагоприятными факторами космического полета. Был создан специальный нагрузочный космический велосипед, велоэргометр, сконструирована «бегущая дорожка». Однако я не мог поверить в то, что эти устройства могут заменить весь комплекс нагрузок на ткани мышечной системы, применяемый в земных условиях. Задумался, как быть?.. Весь арсенал мышечной системы нужно было заставить работать поземному и в невесомости. Для этого надо научиться управлять своими мышцами, то есть усилием воли сокращать на заданное время любую из мышц организма. Сам и название придумал — статическое волевое управление мышечной системой. В 1978 году я его успешно применил в полете.
Гибель Добровольского, Волкова и Пацаева глубокой болью отозвалась в нашем коллективе. Все мы задавали один и тот же вопрос: как, почему могла случиться эта трагедия? Понятным было только одно: спешки и беспечности в освоении космического пространства быть не должно. Работа в космосе — работа рядом со смертью. Это не бравада, это правда. В вакууме гибнет все живое. Если бы Добровольский, Волков и Пацаев имели скафандры, были бы они и сегодня среди нас. Но когда в шерстяных костюмах и жилетах они прощались с нами у ракеты, все считали, что так и должно быть. Никто не засомневался: «А если…» Это сказали потом.
В истории космонавтики навечно остались имена Георгия Тимофеевича Добровольского, Владислава Николаевича Волкова, Виктора Ивановича Пацаева. Каждый год 12 апреля космонавты и жители Звездного приходят к Кремлевской стене. Приходят каждый со своими мыслями. Я же всегда прошу у них прощения, что был слишком несмел в то время, когда готовился работать с ними в качестве оператора. Ведь мог же задать этот вопрос. Мог, но не задал. Не хватило смелости пренебречь чьей-нибудь насмешкой: «Хочет показаться умнее всех». Не надо этого бояться. Только глупцы могут смеяться, ведь каждый вопрос — это ступень на пути познания истины. С конструкторами и специалистами — создателями космической техники — у меня впоследствии сложатся хорошие деловые отношения. Они ответят на тысячи заданных им вопросов и столько же зададут их мне после полетов в космос.