Родина (Огни - Разбег - Родной дом)
Шрифт:
— Приступим, товарищи!
Ян Невидла уже не помнил, которую по счету тяжелую деталь свалил он на скрипучие, скользящие от снега мостки. Сердце в нем бурно стучало, кровь приливала к щекам. Метель била в лицо, залепляла глаза. Он торопливо вытирал лицо и не только руками, но и коленками, спиной, плечами принимал многопудовые штуки металла. Кто-то с ним рядом одновременно подставлял плечо, обхватывал руками холодное железо, передавая его дальше, в такие же верные и ловкие руки.
— Эх, по-нашему, по-уральски, богатимое это дело! — громко восторгался Артем. — Слышишь, Ян? Богатимое дело!
— О, да, да… бога-ти-мое! — повторял Ян Невидла.
Эх, дубинушка, у-ухнем!запевал будто налившийся задором голос Артема Сбоева, а кругом подхватывали:
И-эх-х, дубинушка, сама пойдет!И Ян Невидла, обливаясь потом, повторял:
— Сама пойдет, сама пойдет!
Все вокруг Яна будто кипело в дружном и многоголосом напряжении. Ему казалось, что в нем самом тоже все чувства и силы кипят, играют в веселом и воинственном упорстве, которым заразили его русские люди. Да ведь кроме них — Мани, тети Насти, Артема и еще многих, кому он верил, как самому себе, теперь у него никого на свете и не было. Обращались с ним, как со своим, и ему казалось, что он, поднимая тонны металла, прежде всего именно потому и не поддается усталости, что твердо знает: многие десятки этих русских людей считают его своим товарищем и доверяют ему.
Женскую бригаду по разгрузке послали в дальний конец лесогорского состава. Два закрытых двойных вагона были битком набиты разобранными средними и мелкими станками, ящиками разных размеров, листовым железом, рулонами толя и множеством других материалов, которые в массе пока невозможно было разглядеть.
— Тут мало выгрузить, не растерять бы чего в этой дьявольской метели, — сразу определила главное тетя Настя.
Хозяйственным оком оглядев свое женское войско, она в несколько минут распределила все места и обязанности.
— Народу у нас должно хватить, — со вздохом закончила она, — но все-таки хорошо бы хоть двух мужчин к нам залучить.
— Один уже есть! — негромко сказала Соня. — Как только он отметился, я все время слежу за ним.
— Да кто это? — оглянувшись, спросила тетя Настя.
— Виталий Банников. Вон стоит, осматривается… — И Соня, взглядом спросив согласия тети Насти, радушно крикнула вожаку «неприкаянных». — Банников! Иди-ка к нам!..
Виталий полуобернулся к Соне, будто что-то проверяя, и вяло ответил:
— Да уж не знаю…
Но Соня еще радушнее настаивала:
— Иди, иди к нам… У нас в бригаде мужской силы не хватает, и ты нас очень выручишь.
— Да уж ладно, можно и к вам… — тем же тоном ответил Виталий и вразвалку направился к вагонам.
— Эх, так бы и толкнула его, противного, в спину! — нетерпеливо шепнула Маня.
Виталий подошел и неловко кивнул всем.
— Что раньше всего надо выгрузить? — спросил он деловито, помаргивая белесыми ресницами.
— Ну, тетя Настя, просим вас дать Банникову работку потруднее, мы на него сильно надеемся! — сказала Соня и посмотрела прямо в глаза Банникову.
Он тихонько хмыкнул и улыбнулся.
Когда начали выгрузку, Виталий довольно быстро показал себя: уверенно и сноровисто рылся он в глубине вагона, освещенного «летучей мышью», и выставлял груды металла на скользкие плахи спуска в таком порядке, чтобы их удобно было перетаскивать на машину.
— Наш грузчик, смотрите, уже комбинировать научился, — похвалила Виталия Ольга Петровна.
— Он сумеет, если захочет, — подтвердила не без гордости за своего брата Тамара.
В эту минуту Виталий выскочил из вагона.
— Ты что? — опросила Соня.
— Я тут уж много чего к вывозке подготовил… Вам всем будет легко на машину товар перетащить… Но дело вот в чем: тут шатается один из наших, я сейчас велю ему: пусть всех где хочет соберет и пусть все бегут сюда!
Его лицо приняло такое выражение, будто он хотел показать Соне: «Вот какая у меня власть!»
— Слушай, Виталий, а ведь это замечательно! — подхватила Соня и, сделав большие глаза, спросила: — Неужели ты можешь всех ребят собрать сюда?
— Могу! — дерзко крикнул Банников и убежал.
— Павла Константиновна идет! — вдруг зазвенел голосок Тамары Банниковой.
Павла Константиновна шла, останавливаясь у платформ и вагонов. Она не спеша о чем-то спрашивала, сама говорила коротко и тихо, а люди торопились ответить ей целым хором голосов, будто все дружно стремились обрадовать ее.
Павла Константиновна приближалась. Соня видела уже ее лицо, ее волосы, которые снежной полоской белели из-под темносерого шерстяного платка. Щеки у Сони больно горели от снежной пыли, иззябшие руки ломило, но она, забыв обо всем, желала одного: скорей, скорей взглянуть прямо в глаза Павле Константиновне! Соня радостно поздоровалась с ней. Кузовлева ответила ей усталой доброй улыбкой, а потом начала спрашивать, как идет работа.
— Работают все на совесть, — ответила тетя Настя, — а вот транспорт незавидный — «шкап», которому в обед будет сто лет, да и его нелегко было добыть.
— Да, машин в городе не хватает, — сказала Павла Константиновна, — постараюсь добыть для вас еще.
Собираясь уходить, Павла Константиновна сказала Соне:
— Представь себе, Сонечка, встречаю сейчас Виталия Банникова, а за ним цепочкой идут человек восемь «неприкаянных», переругиваются с ним, но идут. «Куда вы?» — опрашиваю я их, а Банников, в своей манере, отвечает: «Грузы на завод отправлять… Нечего этим голодранцам здесь зря болтаться!» Я спросила: «А с кем ты здесь работаешь?» Он усмехнулся этак, знаете, даже загадочно: «С Челищевой работаю… ну! Сейчас я на завод важный груз повезу!» Вот видишь, какие дела…
— Павла Константиновна! — прошептала Соня и, крепко обняв ее обеими руками, прижалась головой к ее заснеженному плечу.
— Ну, ну… — мягко сказала Павла Константиновна, нежно поправляя русую прядку Сониных волос, выбившуюся из-под теплой шапочки, и быстро скрылась в белой пелене метели…
Отправив вторую машину, бригада тети Насти пошла погреться около костра.
— Какая чудная вещь огонь! — воскликнула Соня, пританцовывая около костра и подставляя огню промерзшие подошвы своих валенок. — А вы что отстаете, ребята? — позвала она банниковских «неприкаянных», которые стояли в стороне, сбившись в кучку, как продрогшие овцы.