Родина (Огни - Разбег - Родной дом)
Шрифт:
— Золотой старик! — и Николай Петрович еще раз пробежал письмо глазами, будто желая продлить доставленное им удовольствие, потом со вздохом отложил письмо.
В дверь постучали. Вошел Пластунов, встряхивая фуражку.
— Добрый день, Николай Петрович! Ну и снег!.. Есть приятная новость: начальник товарной станции сказал, что через день-два прибудут наши станки. «Отыскался след Тарасов», так сказать, — известна даже станция, на какой эшелон сейчас находится.
Назарьев показал Пластунову письмо, полученное с Урала:
— Вот еще кто помогал нам разыскать наш эшелон!
— И прекрасно!.. Видите, дорогой директор, помощь страны нашему заводу возрастает! Сначала Москва, а теперь Урал шлет помощь. Радоваться надо, Николай Петрович!
— А прежде всего — готовиться к выгрузке, — сухо сказал Назарьев.
— Выгрузим, будьте уверены!
— А погода какая! — напомнил Назарьев. — Можно прямо сказать, адская будет выгрузка.
— Какая бы она ни была, станки будут доставлены на место.
— Когда вот только будут доставлены! — вздохнул Назарьев. — Люди у нас устают больше, чем им полагается, а за эти дни, пока я ездил по заводским делам, отвлечение сил и времени наших людей еще углубилось и стало, пожалуй, их второй профессией.
— «Отвлечение»… — повторил Пластунов, усмехнувшись уголком рта. — Вижу, вы даже подобрали термин, которым будете обозначать участие наших рабочих в восстановлении города.
— Должно быть, уж так я скроен, Дмитрий Никитич: ближайшая, сегодняшняя забота мне просто дышать не дает.
— А наш рабочий класс уже планирует на несколько лет вперед и никакого, как вы говорите, «отвлечения» не боится.
Подвижное, лицо Пластунова смотрело испытующе-серьезно. Не дождавшись ответа, он продолжал с той же терпеливой настойчивостью:
— Уж давайте лучше говорить напрямик: не только для нашей совести, и для общего дела так полезнее. Уж не хотите ли вы сказать, Николай Петрович, что наше участие в восстановлении города отрицательно отражается на восстановлении завода?
— Таких данных у меня пока нет, — признался Назарьев.
— И не будет у вас этих данных, — твердо сказал Пластунов.
Чуть заметным движением губ он ответил каким-то своим мыслям, и на подвижном лице его вдруг выразилась уверенность, смешанная с веселой хитрецой.
— Эх, дорогой директор! На Лесогорском заводе вы были куда смелее! Бросьте-ка вы эту вашу хмару, верьте больше в силу, разум и честь нашего заводского коллектива!.. Что, вы нашего народа не знаете? Что, вы не знаете, что наша партия всегда ставит перед собой большие задачи — и не на один только сегодняшний день, а гораздо дальше? Эх, Николай Петрович! — круглые глаза Пластунова при этих словах мечтательно заблестели. — Когда я хожу по Кленовску, я вижу, как даже древние старики и ребятишки латают стены, пилят бревна, кладут печи… нет для меня картины прекраснее, — возрождение жизни! И я горжусь, что в истории завода будут записаны трудовые подвиги наших людей и по восстановлению города!
— Я тоже этим готов гордиться, — вздохнул Николай Петрович. — Но вот что вы со мной поделаете? Заботы именно сегодняшнего дня мне просто дышать не дают! Смотрите, как метет!.. При нашей нехватке людей, да еще в такую ужасную погоду выгрузить, доставить на заводскую землю сотни, а то и тысячи тонн металла…
— Ничего не поделаешь. Если хорошо все организуем, все вынесем. То ли еще выносили, товарищ директор!
— Вот то-то и оно, — озабоченно присвистнул Назарьев. — По первому же известию мы должны бежать на вокзал, имея наготове подробные планы проведения всех операций, списки бригад… и так далее. А наш предзавкома сегодня уходит в армию.
— Да, он со мной тоже простился, — спокойно сказал Пластунов. — Я пожелал ему скорее дойти до Берлина.
— В какой острый момент нужного человека лишаемся! — тревожился Назарьев. — Парень был толковый, энергичный. Кого же мы сейчас на его место?
— А знаете что… — живо сказал Пластунов, — у меня есть хорошая кандидатура.
— Кто же это?
— Тетя Настя… Настасья Васильевна Журавина…
— Тетя Настя?.. — неопределенным тоном повторил Назарьев. — А сумеет она? Хватит у нее опыта для такого ответственного дела?
— Еще как хватит! Вы понаблюдайте, какая дисциплина у нее в бригаде на заводском участке! А в городе тетя Настя один из вожаков восстановления. Вчера мне рассказывали, что под влиянием ее агитации группа домохозяек, большей частью вдов, вместе с ребятами-школьниками, взялась за восстановление большого жилого дома на улице Молотова. И не какой-нибудь домик, знаете ли, а двухэтажный, десятиквартирный… О, тетя Настя умеет обрастать людьми!.. А вспомните, что рассказывала Павла Константиновна о подпольной работе Настасьи Васильевны во время оккупации. Быть в курсе партизанской связи и информации, иметь у себя в доме явку — для всего этого надо было обладать не только смелостью, но и, право, искусством распознавать людей и руководить ими. Такие люди были подлинной опорой партии и советской власти в те дни. Я с радостью буду выдвигать перед массами кандидатуру Настасьи Васильевны на пост председателя завкома.
— Я тоже поддержу ее, — пообещал Назарьев. — Но позвольте… мы же сразу подводим ее под тяжелый экзамен: организовать людей для такого ответственного дела…
— Больше веры, больше смелости, дорогой директор! — с шутливым пафосом воскликнул Пластунов, но карие глаза его смотрели серьезно.
— Вот вы все представляете себе, Николай Петрович, — заговорил Пластунов немного спустя, — что день выгрузки нашего оборудования будет нивесть какой тяжелый день, а у меня, представьте, таких предчувствий нет.
Парторг не спеша набил трубочку, пыхнул дымком.
— Вспомните-ка, Николай Петрович: были ли у нас здесь вообще легкие дни?.. Нет, всегда и во всем было чертовски трудно. Недаром Лосев в первые дни вздыхал и бранился, что даже землю нам приходится наново создавать.
— Это верно, — согласился Назарьев.
— А пресловутая погода! — рассмеялся Пластунов. — Нам с вами некогда было считать, сколько раз работали мы под просто дождем, под дождем со снегом и градом, под ливнем, — хо, хо!.. Да и нынче, смотрите, метель врывается в цехи, где еще нет стен! Эх, да что там, зачем лишние тревоги придумывать? День выгрузки будет не легче и не тяжелее других, словом — обыкновенный рабочий день!