Родина слонов
Шрифт:
— Ты не мужчина, если не желаешь драться! Стрелу за стрелой Нетопырь опустошал тул, но ни одна не могла поразить ромея. Вокруг него свистел ужасный кокон, сотканный мечами.
Когда тул опустел, Нетопырь, наученный горьким опытом сотоварищей, решил спешиться. Конь был только помехой! Тем более подраненный — кто-то из челядинов умудрился раскроить плечо скакуна. Ватажник рубился заметно хуже ромея. Оставшись один на один с противником, Нетопырь потерял былую невозмутимость. Вечно бледное лицо пошло пятнами, из оскаленного, как у бешеного пса, рта то и дело вырывался боевой клич. Нетопырь наседал, уклонялся, пытался обмануть противника обманными выпадами. Чего он только не делал, но опытный в рубке Филипп оставался неуязвим...
Ловкач трясущимися руками подобрал самострел, вытянул из тула, что валялся рядом с Гораздом, стрелу и снарядил оружие.
Дерущиеся постоянно менялись местами, кружа на пятачке шагов в пять. Ловкач весьма недурно бил из лука; будь у него лук, не задумываясь, выпустил бы стрелу. Конечно, стрела могла бы угодить не в ромея, а в Нетопыря, но кто такой Нетопырь? Брат? Сват? Второй бы стрелой свалил ромея, и делов-то. Нет, даже бей он из лука, вторая стрела не помогла бы. Как он забыл, что ромей умеет огораживаться от стрел?! В него можно попасть, лишь если он не ожидает выстрела. А с самострелом и подавно следует действовать наверняка. Тугой самострел враз не снарядишь. Надо на спину ложиться, упирать ноги в дугу да что есть мочи тянуть тетиву на себя. Ромей десять раз успеет добраться до Ловкача и, конечно, прикончить.
Сгорбившись, втянув голову в плечи, Ловкач побежал к сражающимся. Руку с самострелом он держал за спиной, чтобы ромей не видел оружия.
Ловкач остановился на безопасном расстоянии. С десяти шагов он точно не промахнется, а ромей достать его не сможет.
— А, пожаловал, выродок!
Филипп уже подранил Нетопыря. Кольчуга на груди ватажника была распорота, в дыре виднелась кровоточащая плоть.
— Наддай, — заорал Ловкач, — сейчас подмогну.
Нетопырь ударил сплеча, ромей отбил меч, раскрывая противника, но в то же время и сам раскрылся. Ловкач вскинул самострел, тенькнула тетива, и стрела вошла под лопатку ромею, жаль, не под ту, за которой трепыхается сердце. Нетопырь тут же рубанул по ногам. Ромей медленно осел на колени. Все еще сжимая оба меча, с ненавистью скосился на Ловкача. Темные кудри Филиппа налипали на лоб.
— Жаль, не задавил тебя ранее, вошь... — Филипп закашлялся, сплюнул кровью.
Нетопырь выбил мечи и, толкнув ногой, опрокинул врага на спину. Тут Ловкач заметил, что стрела прошила ромея насквозь — узкий бронебойный наконечник, окрашенный кровью, покачивался с каждым вздохом, как навершие иван-чая под ветром. Жаль! Если бы стрела застряла в теле, мучений бы прибавилось.
— Не жди скорой смерти... — прошипел Ловкач.
Филипп молился, губы беззвучно шептали слова, обращенные к богу. Нетопырь раздавил каблуком эти губы. Поднял мечи Филиппа, поразмыслил и пригвоздил ими ромея к земле, пронзив широкие ладони.
— Не трожь его! — Из избы выбежала дочь Филиппа, размахивая топором.
Нетопырь нехорошо ухмыльнулся и поймал девку. Отшвырнул топор, повалил Марфушу на кровавую траву и принялся задирать подол.
Ромей взвыл:
— Ловкач, ты же родич...
Тот и сам не желал, чтобы его тайной зазнобой пользовался кто-то другой. Он пнул Нетопыря и приставил к горлу лезвие меча. Наклонился к ватажнику и прошипел:
— Слазь. Уговор помнишь? Все девки твои, а ее не трожь. — Ловкач повернулся к ромею и проговорил: — Коли хочешь дочь сохранить, говори, где монеты припрятал.
Ловкач и сам бы нашел, кое-что он прознал от подкупленного челядина. Но раз подвернулся такой случай, зачем упускать. Пусть ромей сам расскажет, где искать сокровище. Надежней будет.
— Все покажу, — хрипел Филипп, — ее оставьте. Ромей сказал, что монеты зарыты под большой яблоней в саду. Ловкач так и думал. Он схватил девку за косу:
— Моей будешь!
Марфуша извернулась и плюнула Ловкачу прямо в лицо. Тут уж он придавил ее к травке.
Марфуша отбивалась, как могла, кричала, звала на помощь... Да кому помочь-то, все мертвые. Она попыталась врезать извергу в пах, но Ловкач перенял колено, принялся шарить по ноге рукой, потные пальцы лезли все выше и выше...
— Любомир передушит вас, выродков! — захрипел ромей.
Ловкач, не слезая с девки, бросил на Филиппа насмешливый взгляд:
— Сами передохнете — огонь пожрет. А хазары добьют, кто в пепел не обратится. — Поняв, что сболтнул лишнего, он замолк и занялся девкой.
Марфуша отчаянно мотала головой, билась, как птица в силке. Но выродка, кажется, только раззадоривали ее муки.
Вдруг Ловкач остановился, прислушался. Марфуша замерла. В ворота кто-то молотил пудовым кулачищем и орал:
— Отворяй, кому говорят, отворяй, Филипп. Не признал, что ли, Коноплю, дружана свово, не признал. Да, видать, ромей дружбы не помнят. Я ж тебе избу правил... Кмети со мной израненные, на телеге едва живые лежат. Татей, что меня грабили, прибили, да и сами едва к праотцам не отправились. Радож и Кудряш, небось знаешь. Отворяй, ты ж раны знатно врачуешь... Должок за мной перед воями, поставишь на ноги, чего хошь для тебя сделаю...
Ловкач слез с Марфуши, напоследок куснув за шею:
— Успеем еще, медовая. В садочке, под яблоньками. — Рядом с домом раскинулся тенистый сад, доходивший до самой стены.
Радожа и Кудряша Ловкач ох как знал. Кмети невзлюбили его, едва он появился у Истомы. Все вором выставить пытались.
Ловкач сорвал с Марфуши пояс и скрутил ей руки, привязал за косу к березе, одиноко торчащей перед домом.
— Пойдем глянем. Я с этими псами давно уж хотел переведаться.
— Да и брони добрые завсегда пригодятся, — согласился Нетопырь, — и телега, на которой псы эти лежат, нам не помешает, будет на чем добро вывезти.
Ловкач поднялся на надвратную башню. Внизу и правда стояла телега, у которой переминался с ноги на ногу кособокий ссутуленный малый. На телеге распластались давние знакомцы Ловкача. Кудряшовы кудри были в крови, вместо лица — сплошная рана, рука безжизненно свисала с края телеги, Радож лежал на животе — вся спина окровавлена, порты разодраны, обломок стрелы торчит из ляжки.
Кудряш неловко пошевелился и застонал.
— Погоди, сейчас отворю, — елейным голосом пропел Ловкач, — вижу, свои!
Он спустился к вратам и прошептал Нетопырю, прилипшему спиной к левой створке:
— Как открою, выскакивай и руби людина, а тех двоих оставь. Нечего им дарить легкую смерть.
По улице преспокойно прогуливался упитанный подсвинок, рыл пятачком отбросы, коими жители Куяба щедро сдабривали проезды, купался в грязи. Другая живность, сдуру выбравшаяся со двора, от разъезда бросалась наутек, едва заприметив, а этот... Хряк нагло остановился посреди дороги, поднял маленькие глазки на приближающихся всадников. «Вот ведь чудо природы, — подумалось Степану, — видно, совсем без мозгов уродился».