Родина
Шрифт:
— Как здорово, что завод призвал на помощь многих женщин и девчат! Из них требуется мне десяточка два с половиной для подсобных работ. Обязуюсь обучить их, считая не только на дни, но и на часы!
— Действуй! — коротко одобрил Михаил Васильевич.
Уже смеркалось, когда Варвара Сергеевна вышла на черное крыльцо своего дома. Красавчик, высунув из будки лохматую морду, удивленно залаял: в сумерки хозяйка обычно никуда не выходила.
— Ну-ну, — сказала Варвара Сергеевна и бросила ему кость, — сторожи, чужих не пускай.
Она
В цехе она осмотрелась гораздо скорее, чем сама ожидала, — конечно, потому, что свое присутствие здесь считала совершенно обязательным. Около зеленой будки мастера собрались все «призванные».
— Вам бы сначала поговорить, — предложил ей Артем.
— Что ж, хорошо, — спокойно согласилась она, хотя в груди у нее разлилась тревожная дрожь, и, сняв с головы темносерую шапочку, встала со скамьи. — Товарищи, всем ясно, для чего мы сюда собрались, и потому, как мне кажется, говорить много не надо. Давайте все стараться хорошо усвоить, чему нас будут учить, работать от всей души, чтобы от государства благодарность была. — Она вздохнула и почему-то поклонилась. — Ну, вот и все.
Пока она говорила, Артем успел оглядеть всех собравшихся. Среди них он заметил немало знакомых девушек. Кое-кем из них он даже увлекался в свое время. Теперь он заранее сердился на все эти знакомые глазки и прически, — может быть, обладательницы их воображают, что «по старой памяти» он отнесется к их приходу сюда, как любезный кавалер? «Нет, черта с два!» — еще злее подумал он и, сделав каменное лицо, начал говорить:
— Дело, ради которого вы сюда, товарищи, собрались, — чрезвычайно серьезное, военное дело. Вы будете работать для войны. Работать тут плохо, сами понимаете, нельзя, стыдно, позорно!
Заметив робко блеснувшие ему навстречу глаза Верочки Аносовой, Артем смущенно улыбнулся ей. Потом, уже смягчившись, оглядел своих будущих помощниц и подумал: «С чего это я накидываюсь на них?»
Артем повернулся к молчаливой громаде пресса, и давнее раздражение, которое он испытывал при виде этого металлического колосса, вспыхнуло в нем. Он заговорил горячо, словно высекая искры, и кратко рассказал о литых, «обманных» цилиндрах, о немецких планах.
И вдруг, быстро шагнув вперед, остановился перед прессом, маленький, дерзкий, как орленок перед холодной и мрачной скалой, на которую он готовился взлететь.
— А мы все на чистую воду вывели, и вот увидите, товарищи, как мы этого великана поднимем! Мы из него настоящего человека сделаем!
На скамьях около будки засмеялись и захлопали. Артем, услышав рассыпчатый смешок Верочки, гулко воскликнул:
— А цилиндры мы нашли-и!
Он сел верхом
— Да ведь какие цилиндры-ы-ы! — почти пропел он, совсем забыв, что пяток минут назад делал важное, каменное лицо. — Я нашу марку сразу узнал; мы для новых южных заводов этих цилиндров не одну пару сделали, и уж будьте спокойны, эти кованые цилиндры, наши, советские, заработают так, что германским инженерам будет тошно!..
Кто-то позвал его, он отошел, быстро вернулся и деловым тоном закончил:
— Ну, товарищи, сейчас же можно и начать. Прошу, получите спецовки… и вот вам инструктор. Эй, Игорь!
Игорь Чувилев появился на пороге, вынул руки из карманов спецовки и неловко раскланялся. Верочка прыснула в кулачок и не очень почтительно указала на Игоря:
— Этот… инструктор?
Артем добавил серьезно:
— Токарь третьего и слесарь четвертого разряда, очень способный молодой человек.
Игорь нахохлился и, будто не замечая, что его рассматривают — кто с любопытством, кто с усмешкой, произнес:
— Нам надо спуститься вниз, там как раз работа требуется.
Он зашагал впереди, чувствуя, как на него все еще смотрят десятки женских глаз.
Поднявшись через несколько часов наверх, Игорь застал Артема у будки.
Между ними с недавнего времени установились равноправные отношения, отношения двух друзей, старшего и младшего. Молодой инженер сразу проникся к юноше сочувствием более сильного и счастливого человека, однако слабым ему Игорь не казался. У этого пятнадцатилетнего токаря был ясный, сметливый ум, «настоящий ум техника», как говорил Артем, хорошая память и любовь к мастерству. В свою очередь Игорь очень дорожил дружбой с Артемом: доверие мастера поднимало его в собственных глазах.
Артем спросил его, как ведут себя «призванные», и начал озирать темный потолок цеха.
— О чем это вы задумались, Артем Иваныч?
— Задумаешься, брат, при такой ситуации. Смотри наверх: вот тебе подъемный кран.
— Вижу. Ну?
— А я еще другое вижу: немецкие мошенники и насчет, кранов предусмотрели. Ведь чтобы освободить цилиндры, надо снять траверзу.
— Ну, ясно.
— Вес ее четыреста тонн, а грузоподъемность нашего крана всего-навсего… двести тонн. Смекаешь?
— Чего ж тут… Все ясно. Они себе воображали: цилиндры, мол, в войну лопнут, так их и не снимешь…
— Вот ты и вообрази мое положение и всей бригады Мы же ремонтники, мы универсалы, мы все можем. Кузнец, фрезеровщик, лекальщик, сталевар могут сказать: «Э, извините такое-то дело к моей профессии не относится». А рабочий-ремонтник все должен уметь: варить, паять, резать, сверлить, даже конструировать. В прошлом году я из всякого старья сконструировал здоровенный транспортер. А тут на тебе: только бы поднять — и нечем! — Есть у меня мысль одна… — зашептал Артем над ухом Игоря. — Понимаешь, я вдруг подумал: а почему эти цилиндры в в е р х только с в е р х у нужно брать? Представляешь?