Родная земля (сборник)
Шрифт:
— Я никогда не предам свой народ, свое село!.. Скорее, умру!.. — крикнула мать Луйена. В крайнем гневе бросилась она на американского офицера и тут же упала сраженная пулей. Убийца, пряча пистолет, лишь пожал плечами и как бы в оправдание пробурчал: «Для самообороны!»
Преступление, содеянное на глазах Луйона, потрясло юношу. Он вдруг словно окаменел. Ни единой слезы, ни единого слова!
В этот момент в управу поспешно ввалился один из вьетнамских офицеров и испуганно доложил, что в районе неожиданно появились отряды Армии освобождения и партизаны. Бой идет почти рядом со «стратегической деревней» Хаотан.
Каратели, толкая
Жители села Хаотан, узнав о развернувшемся сражении, поднялись на борьбу и вместе с вооруженными силами Освобождения уничтожили проклятую «стратегическую деревню нового типа». Бойцы положили Луйена и Зуйен на лодку и отправили на базу Армии освобождения.
Через три месяца Зуйен была среди самых стойких подпольных работников, действовавших на периферии. А во всех самых крупных операциях Армии освобождения в этом районе участвовал Луйен. Через полгода он стал командиром роты. Слава о храбрости и находчивости молодого командира разнеслась по округе. Когда враги узнавали о приближении подразделения Луйена, их охватывал панический страх. «Хаотанский тигр не пощадит никого!» — передавали из уст в уста офицеры и солдаты марионеточной армии.
Тянулась долгая тихая ночь… Воспоминания о прошлом взволновали молодых супругов.
— Ты еще не спишь? — спросил Луйен жену.
— Нет!.. Думаю о минувших годах, не могу сомкнуть глаз!
— Я тоже!.. Но как много изменилось за это время вокруг…
— Поспи хоть немного!.. Скоро рассвет! Завтра тебе предстоит тяжелый путь… И я тоже должна отправиться далеко!
Зуйен нежно поцеловала мужа. Ее горячее дыхание и слезы радости говорили больше, чем все слова, сказанные ими друг другу. Этой ночью Зуйен и Луйен еще лучше поняли, что их личное счастье неотделимо от счастья своей родины, своего народа.
Ли Баи Тжао
БОЙЦЫ
— Как ты думаешь, этот план боя стоящий? — с такими словами обратился ко мне Тин Зань, показывая схему предстоящей операции.
— Я не очень-то разбираюсь в военных делах. Но думаю, что это смелое решение, — ответил я.
Тин Зань по-дружески потрепал меня по плечу и, тепло улыбнувшись, сказал:
— Я сам, бывает, ошибаюсь в этих делах. Потом стараюсь исправить ошибки. А мои ребята постепенно превращаются в настоящих бойцов, как в регулярной армии. Мы ведь привыкли партизанить. А нужно тщательно, детально разрабатывать операции, тогда будет успех. В чем же ты видишь смелость этого плана?..
— Я не могу это с точностью сказать, но я это чувствую.
Наломав веток, Тин Зань положил их на землю, опустился на эту мягкую подстилку, вытащил кисет, закурил и спросил меня:
— Ты, Хуан, откуда родом, из какой провинции?
— Из Мокхоа.
— В войну Сопротивления это была восьмая зона? Мне доводилось там бывать. Несколько лет воевал там с французами. Суровое место! В ту пору я был еще юнцом, и первый бой, в котором пришлось мне участвовать, был бой с джонками. Это было очень интересно. Одной рукой правишь шестом, другой крепко сжимаешь винтовку. От каждого нашего залпа лодка вздрагивала. С той поры я научился топить вражеские джонки. В прошлом году в Камау мы перехватили несколько вражеских баркасов. Американцы — верзилы, стрелять по ним очень удобно.
Он рассказал мне о своей родине, о деревушке, затерявшейся где-то в Донг-Хап-Мыой.
— Заглядывай ко мне, как кончится война. Угощу тебя такой рыбой, какой ты нигде не попробуешь!
В подразделение я пришел утром. Ё пути был целых десять дней, пробирался по узким тропам согнувшись, так как иначе было невозможно двигаться из-за густо разросшихся над головой и переплетавшихся между собой лиан. В последнем месяце дождливого сезона ливни хлещут не переставая, посмотришь вокруг — все затоплено. Кругом сплошное море. Я измотался невероятно и хотел одного — распластаться на земле и лежать не двигаясь. Прибыв на место, я встретился с Тин Занем. Он угостил меня теплым вареным бататом. Когда я опустился на стул, блаженно оперся спиной на рюкзак и съел несколько клубней батата, он мне сказал:
— Надо привыкать питаться бататом. Рис у нас скоро кончится.
Потом подошел к гамаку, взял бидон с горячим чаем и, вернувшись ко мне, с веселой улыбкой предложил:
— Выпей-ка чайку, отдохни немного, и я провожу тебя к Тханю. Будешь жить вместе с ним. Он наверняка обрадуется тебе. Малый очень хочет учиться. Если встретит кого грамотного, то рад-радешенек.
Зань сел на табурет, обхватив ноги руками. На бедре у него отвисла кобура с пистолетом. Он был крепко сложен, невысокий, плотный, белокожий. Глаза, прищуренные, маленькие, близко посаженные друг к другу, казались злыми. И вообще его лицо с косым шрамом на щеке выглядело суровым. Только обменявшись с ним двумя-тремя фразами, люди убеждались, что перед ними очень общительный, приветливый, добрый и внимательный к другим человек. За ужином он рассказывал мне:
— Когда в волости, уезде хотят уничтожить полицейскую управу, то предварительно тщательно обдумывают, как это сделать, а потом с оружием в руках окружают пост и ликвидируют его. Проведя несколько таких боев, считают себя уже опытными. Пораздумав же, убеждаешься, что умеешь еще очень мало. И с каждым днем видишь все больше, как много тебе еще недостает… Увы, убеждаешься, что многому еще надо учиться и учиться. В обед я направился в отделение Тханя. Ему минуло всего лишь девятнадцать лет. Над губой у него пробивался пушок. На щеках играл румянец, волосы приглажены. Он лишь немногим больше месяца назначен командиром отделения. Как только Тин представил меня, Тхань, не скрывая радости, схватил меня за руки:
— Ты будешь жить со мной весь сезон дождей, и тогда я перешагну в следующий класс.
Потом он доверительно говорил мне:
— Сейчас я в пехоте, но хочу стать артиллеристом. Управлять орудием, разбить снарядами вражеский пост — большая радость. Я сейчас учу математику. Товарищи говорят, что если не научишься решать уравнения, чертить схемы, то не сможешь вести артиллерийский огонь точно по цели. Я окончил лишь четыре класса, но зато уже изучил алгебру, знаю уравнения. Я дорожу временем. Выберется свободная минутка — сразу за учебники. Да, ты хоть обедал?
— Я поел наверху у Тина.
— Тогда разверни накидку, устрой гамак и отдыхай, а я пойду немного перекушу.
Бойцы отделения пошли обедать. Я растянул свою накидку, подвесил ее как гамак и тоже направился в столовую. Там на четырех низких бамбуковых подпорках стоял длинный обеденный стол, а также умело сложенная кухонная плита. На стенах по обеим сторонам висели две полки для кружек, мисок, тарелок. Я посмотрел на этот стол, плиту и разную утварь с сожалением. Этой столовой попользуются лишь два-три раза, и все.