Родни Стоун
Шрифт:
– Судья, я протестую!
– крикнул сэр Лотиан Хьюм.
– Это не нокдаун, Уилсон просто поскользнулся.
– Считаю, что он поскользнулся, - подтвердил Беркли Крейвен, и противники разошлись по своим углам, а зрители шумно одобряли проявленные ими в первом раунде смелость и горячность. Гаррисон засунул два пальца в рот, быстрым движением вытащил зуб и швырнул в таз.
– Это нам не впервой, - заметил он Белчеру.
– Поосторожней, Джек, - шепнул озабоченный секундант.
– Тебе досталось больше, чем ему.
– Зато я малость повыносливей, - невозмутимо отозвался Гаррисон.
Между
Я прислушивался к замечаниям знатоков-аристократов вокруг, к отрывочным словам, которыми перебрасывались в толпе за нами: все полагали, что после этого раунда надежды на победу Гаррисона стало меньше.
– Я вижу, слабости у него все те же, а прежних достоинств что-то не видно, - заметил сэр Джон Лейд, наш соперник в гонке по Брайтонской дороге.
– Как был он неповоротлив и медлителен в защите, так и остался. Уилсон бьет его, как хочет.
– Возможно, на три удара Уилсона он ответит одним, зато этот один стоит тех трех, - возразил дядя.
– Он создан бить, а Уилсон мастер увертываться, но я готов ставить на Гаррисона все до последней гинеи.
И вдруг наступила тишина. Бойцы вновь были на ногах, и так искусно потрудились над ними секунданты, что оба противника выглядели ничуть не хуже, чем до первого раунда. Уилсон с силой размахнулся левой, но рассчитал неточно и от страшного ответного удара отлетел на канаты, ловя воздух ртом.
– Ура старику!
– взревела толпа, и мой дядя, смеясь, подтолкнул сэра Джона Лейда локтем.
Уилсон встряхнулся, точно собака, вылезшая из воды, и с улыбкой, легко, упруго двинулся к середине ринга, где его неподвижно ожидал противник. Гаррисон снова ударил правой, метя под ложечку, но Краб подставил локоть и со смехом отскочил. Оба немного запыхались, и их учащенное, прерывистое дыхание и топот легко обутых ног по траве сливались в один непрерывный, протяжный шорох. Одновременно, точно пистолетный выстрел, прозвучали, слившись воедино, два встречных удара левой, и тотчас же Гаррисон ринулся вперед, чтоб навязать ближний бой, но Уилсон опять увернулся, и мой старый друг упал ничком, отчасти из-за стремительности своей напрасной атаки, отчасти из-за короткого удара в ухо, который нанес ему Уилсон.
– Нокдаун!
– провозгласил судья.
Толпа ответила оглушительным ревом, прозвучавшим точно бортовой залп из всех пушек военного корабля. Взлетели в воздух широкополые, причудливо изогнутые шляпы модных франтов; склон холма перед нами, по другую сторону ринга, казался сплошной стеной побагровевших лиц с разинутыми в крике ртами. Сердце мое сжалось от страха, я съеживался при каждом ударе и, однако, был точно околдован: меня охватило яростное волнение и дикий восторг, я восхищался этим великолепным свойством человеческой натуры - умением презреть боль и страх в стремлении достичь хотя бы и самой скромной славы.
Белчер и Болдуин кинулись к своему подопечному, мгновенно подняли его и отвели в угол; стойкий кузнец отнесся к своей неудаче с полнейшим хладнокровием, зато сторонники Уилсона ликовали.
– Наша взяла! Он готов! Готов!
– кричали секунданты Уилсона.
– Сто фунтов против шести пенсов за Глостер!
– Готов? Вон как!
– отозвался Белчер.
– Придется вам снять эту землю в аренду, тогда, может, еще дождетесь, когда он будет готов. Пока по нему эдак хлопают, бьют мух, он тут месяц простоит и с места не сдвинется.
Говоря так, он крутил полотенцем перед лицом Гаррисона, а Болдуин обтирал кузнеца губкой.
– Как вы себя чувствуете, Гаррисон?
– спросил дядя.
– Свеж, как огурчик, сэр. Хоть сейчас в пляс.
Эти слова прозвучали так весело и беззаботно, что хмурое дядино лицо сразу просветлело.
– Вы бы посоветовали ему больше нападать, Треджеллис, - сказал сэр Джон Лейд.
– Иначе ему не победить.
– Он понимает в этой игре куда больше нас с вами, mon ami37. Так что пускай действует по своему разумению.
– За его противника сейчас ставят три против одного, - вмешался какой-то джентльмен. Седеющие усы сразу выдавали в нем офицера - участника минувшей войны.
– Вы совершенно правы, генерал Фитцпатрик. Но, заметьте, против него набавляют ставки желторотые юнцы, а принимают эти пари люди посолиднее. Нет, я остаюсь при своем мнении.
Время передышки истекло, и бойцы снова схватились; у кузнеца за ухом вздулась шишка, но все та же добродушная и вместе с тем грозная улыбка играла у него на губах. Краб Уилсон выглядел в точности так же, как и перед началом боя, но дважды я заметил, что он плотно сжал губы, словно от внезапной острой боли, а красные пятна у него на ребрах заметно потемнели и зловеще переливались багровым и синим. Защищаясь, он держал руку немного ниже, чем раньше, видно, старался заслонить эти уязвимые места, но по-прежнему легко кружил вокруг соперника и дышал ровно, а кузнец по-прежнему спокойно и невозмутимо выжидал.
Мы были наслышаны о чемпионе с Запада, знали, что он искусный боец и отличается необычайной быстротой удара, но действительность превзошла все ожидания. В этом и в двух следующих раундах он бил так стремительно и точно, что, как заявили старые знатоки, даже Мендоса в зените своей славы не мог бы с ним сравниться. Он был как молния, наносил удары с быстротой, почти неуловимой для глаза, - их можно было только слышать и ощущать. Однако Гаррисон принимал их все с той же упрямой улыбкой, изредка нанося ответный сокрушительный удар по корпусу, ибо лицо Краб Уилсон очень берег, да и высокий рост ему в этом помогал. К концу пятого раунда ставки были четыре против одного в пользу Краба Уилсона, и его земляки шумно ликовали, заранее торжествуя победу.
– А это видал?
– кричал один из них позади меня. Сгоряча он не находил других слов и только повторял опять и опять: - А это видал?
В шестом раунде кузнец дважды попадал под град частых ударов, не сумев, в свою очередь, перейти в нападение, да к тому же один раз тяжело и неловко упал, и тут земляк Уилсона, сидевший за мною, от восторга окончательно лишился дара речи и только кричал "ура!". Сэр Лотиан Хьюм улыбался и кивал головой, а мой дядя оставался бесстрастен и холоден, хотя на сердце у него, без сомнения, лежал такой же тяжелый камень, как и у меня.