Родники мужества
Шрифт:
— Товарищ лейтенант, — обратился он к командиру взвода, подбросив на ладони увесистую противотанковую гранату, — разрешите я их встречу? Может, выиграю какое-то время...
— Хорошо, — кивнул головой взводный. — Только возьми на всякий случай еще одну. — И протянул свою гранату. — Да и автомат прихвати. А пулемет свой оставь. Без него сподручнее. Пехоту мы берем на себя, отсечем. Прикроем тебя.
И вот Владимир уже ползет наперерез лязгающим гусеницами [161] танкам. Заметил, головная машина чуть подвернула, идет сейчас как раз на их взвод. «Ее-то и надо подорвать! Именно ее! — мысленно решает Мазин. — Это, видимо, командирская...»
На пути попалась какая-то
Стальная громадина все ближе и ближе. Вот она уже подошла на дальность броска гранаты. Мазин вскочил и что было сил метнул в нее тяжелую РПГ.
Но надо же случиться такой беде! В самый последний момент левая нога его скользнула, и граната, чуть-чуть не долетев до цели, взорвалась, не причинив танку вреда.
Теперь уже вражеский экипаж заметил советского бойца. Взревел на максимальных оборотах двигатель, и броневая машина ринулась на парторга. Владимир едва успел откатиться в сторону. А потом... Потом его сознание сработало, видимо, мгновенно: вытянув руку с оставшейся еще у него гранатой, коммунист Мазин буквально сунул ее под ленту гусеницы.
Раздался тяжелый взрыв, и танк, сматывая с катков разорванные сочленения траков, завертелся на месте. Остальные машины, потеряв своего головного, сломали строй, попятились. Драгоценное время было выиграно. Выиграно ценой жизни парторга роты Владимира Манша...
Спустя три дня эта рота, понесшая в последних боях большие потери, принимала пополнение. На лесной поляне новичкам вручали оружие. Подошла очередь красноармейца Чепурнова. Командир подразделения внимательно оглядел его. Боец рослый, держится с достоинством. И... ротный берет в руки ручной пулемет, но, прежде чем передать его Чепурнову, говорит:
— Это очень дорогое для роты оружие. С ним воевал парторг Владимир Мазин, геройски погибший при отражении недавней танковой контратаки врага. Берегите пулемет и бейте из него врага так же мастерски, как делал это наш партийный вожак!
— Заявляю, что не посрамлю памяти товарища Мазина! — волнуясь, но твердо говорит красноармеец Чепурнов. [162] — Клянусь, за его смерть его же оружием и отомщу врагу!
Конечно, эту форму воспитательной работы нельзя было назвать новой. Передача оружия павших героев лучшим бойцам практиковалась и раньше, еще в годы гражданской войны. Но. мы не отказались от нее и в годы Великой Отечественной, потому что понимали: этот ритуал никогда не потеряет своей значимости. Он и впредь будет множить ратную доблесть наших воинов, звать к продолжению подвигов сотни и тысячи новых отважных сыновей и дочерей нашей Родины. Ведь бойцы, получая это овеянное славой оружие, уже с первых минут начинали считать себя как бы причастными к когорте героев, стремились во всем быть похожими на них.
И еще один маленький штрих. Если кто-то из этих воинов получал ранение, он ни за что не хотел расставаться с именным оружием. И, находясь на излечении в медсанбате или госпитале, просил в письмах, чтобы его автомат или пулемет не отдавали другому, а сберегли до его возвращения.
* * *
Война — дело не только опасное, но и чрезвычайно тяжелое. Она до предела изматывает человеческие силы. Бывало, начнутся затяжные бои, тут уж дни и ночи колотят землю снаряды, рвутся мины и бомбы, атака следует за атакой. Надсадный гул моторов, треск пулеметных и автоматных очередей, людские крики и стоны — все смешивается в какой-то адской какофонии. И оглушенный ею, нормальный человек временами как бы теряет ощущение реальности. Отходит на второй план восприятие природных красок, запахов земли, подчас даже света и тьмы. Все внимание людей приковано к своему оружию: в нем — спасение, оно — средство, дающее им возможность одолеть ненавистного врага.
Вышедший из боя человек еще долго будет приходить в себя. Подходя к походной кухне, он станет напряженно вглядываться в солдатскую очередь к котлу, мысленно отмечая, кто из его боевых побратимов не протянет свой котелок повару. И недосчитается он, случалось, многих, поэтому и сон его будет тяжелым, как небытие.
Но, отоспавшись и открыв глаза, он снова увидит бездонную лазурь неба, услышит шелест листвы, теньканье [163] птах, ощутит щеками прохладное дуновение ветерка. Вчерашний бой покажется ему уже до нереальности далеким, как какое-то кошмарное наваждение. Боец вдруг захочет размять свои мышцы, услышать, как звучит в тишине его собственный голос, ощутить что-то поэтически возвышенное, очищающее душу от пороховой накипи.
И вдруг, словно угадав его состояние, замполит скажет:
— А ну, герой, сбривай-ка свою щетину, постирай гимнастерку, подшей белый подворотничок. Сегодня вечером мы идем на концерт ансамбля песни и пляски Армянской Государственной ордена Трудового Красного Знамени филармонии...
Филармонии? Какое сказочное, уже забытое слово! И вдруг услышать его в окопах!
Но ведь замполит же сказал... И боец начинает вместе с другими приводить себя в порядок.
Затем они все идут в недалекий тыл. И на одной из лесных полянок видят два поставленных рядом грузовика. Они разбортованы, чтобы составить походную эстраду. Деревянная лесенка с нее спущена в направлении двух палаток, ставших, как им объяснят, артистическими гримерными.
Поначалу воинам как-то странно видеть исполнителей в штатской одежде. На языке так и вертится фраза: надо же, есть еще не военные люди, когда вся страна воюет!
Но с первыми словами ведущего, с первыми тактами музыки, с первой песней это недоумение конечно же исчезнет. Куда-то отойдет усталость, ее место займет гордость, что ведь это они, они, те самые герои, о которых поется в песнях, говорится в стихах! Это их ждут с победой там, в родных местах...
Описанный выше эпизод мной не придуман. Он целиком взят из фронтовой жизни. Да, однажды наши части и соединения целых десять дней обслуживали армянские артисты. За это время они дали 37 концертов, на которых в общей сложности присутствовало 8950 бойцов и командиров.
Не раз к нам приезжали и другие художественные коллективы.
Культурно-массовые мероприятия были неотделимой составной частью фронтового быта. Они вплотную примыкали [164] к агитационно-пропагандистской работе, выполняя ее задачи своими, специфическими средствами.
Тон во всем этом задавал на нашем участке фронта армейский Дом Красной Армии. Свою задачу он видел не только в том, чтобы организовать развлекательные мероприятия, но и в том, чтобы вести целеустремленную лекционную пропаганду, оказывать помощь дивизионным клубам в культурно-массовом обслуживании воинов. Достаточно сказать, что только за два осенних месяца лекторы ДКА 25 раз выступали перед бойцами и командирами, охватив при этом аудиторию в 2605 слушателей. Вот темы их наиболее популярных лекций и докладов: «Военно-политическое и международное положение СССР», «Советское государство в Отечественной войне», «Великий русский полководец Суворов», «Марксистско-ленинское учение о войне» и другие.