Родные люди (почти библейская история)
Шрифт:
– Да иду я, иду – вяло огрызнулся тот. – Так, между прочим, нечестно. Тебя Антоха разозлил, а срываешься ты на мне.
Вера только рукой махнула. И почему у нее настолько разные сыновья? Ведь похожи внешне, как близнецы. Паша сейчас- вылитый Антон в детстве. Но двух более несхожих характеров трудно себе представить. Антон весь колючий- не тронь. Замкнутый, необщительный. С самого детства себе на уме, а в последнее время еще и огрызаться стал частенько. С братом лишний раз не посидит... Пашка-другое дело. Общительный, компанейский мальчишка. Ласковый и услужливый с родителями, правда, эгоист страшный и разбалован не в меру. Только как же такого и не побаловать? Их с Лешей любимый сын... Любимый... Вера часто спрашивала себя, почему ее так отталкивает старший, но ответа найти не могла. Иногда ей бывало стыдно перед Антоном за то, что так явно сделала любимчиком младшенького. Но чаще первенец ее раздражал. За все: за неласковость, за неровный характер, за постоянные драки и плохое поведение в школе... Да мало ли? И всегда так
Совсем другое дело-Пашка. Он был ожидаем и любим всей семьей. И, будто оправдывая свою ласковую натуру, проблем Вере особых не доставил, ни при беременности, ни при родах. Да и, собственно, она все забыла, впервые увидев своего мальчика в руках у акушерки, которая с довольным лицом спросила: «ну, мамаша, кто тут у нас?». Сын... Сыночек Пашенька. Веру тогда как накрыло волной счастья и любви. Ей казалось, что этот сморщенный красный человечек-самое прекрасное, что есть на Земле. Однако безоблачное счастье длилось недолго: на следующий же день к ней зашел неонатолог и сказал, что у Пашеньки пневмония: при родах он глотнул вод, и сейчас находится в палате интенсивной терапии. Целых две недели Вера провела как в страшном сне. Но пневмонию вылечили, малыша выписали домой и рос он здоровеньким. Конечно, тот двухнедельный ужас для Веры с Лешей бесследно не прошел: они тряслись над младшеньким, как над хрустальной вазой, хоть и поводов для беспокойства он особых не давал. Рос и радовал родителей первой улыбкой, первым зубом, первыми словами и первыми шагами.
А вот Антошка на его фоне потерялся совсем. Насколько Вера тогда умилялась Пашке, настолько раздражалась на Антона. Тот, как специально, делал все, чтобы ее разозлить. То братика разбудит, то сам истерику закатит, так, что хоть святых вон, то ныть начнет: «Поиграй, почитай». А какое «играть», если Вера от бессонных ночей на ходу спать готова была?
А потом Пашка подрос, стало полегче. Но тут пришла пора Антошу в школу отдавать. И пошло-поехало: проверь уроки, сходи на собрание, выслушай от учительницы, что Антон-де снова с кем-то подрался. Хотя учился старшенький с интересом, всегда старался и за успеваемость его постоянно хвалили, а то и в пример ставили. И тогда ей казалось, что любит и гордится Антоном она не меньше, чем Пашей. Но это было до первой плохо написанной контрольной ( а такие тоже бывали нередко). И тогда раздражение накатывало с новой силой. Ведь может же, если хочет. Но из-за разгильдяйства своего дурацкого, из-за лени плохо подготовился. И программа у них не такая сложная была, как у Паши сейчас... Бедный ребенок такой объем еле усваивает. Устает, конечно, вот и ошибки от невнимательности скачут. И сегодня опять «тройку» по математике принес. О чем они там в школе думают, составляя такую программу?
4
Дневник Ани
15.09.2005
Сегодня на занятия Антон не пришел. На звонки не отвечает, и даже его шизанутые друзья, не знают, где он. Странно... Ни о чем таком накануне он меня не предупреждал. Мы, ведь, подружились за эти две недели. Он-замечательный человек, если не считать его «тараканов»: помогает мне с учебой, если что-то непонятно, делится своими бутербродами, несмотря на мои протесты, где-то даже опекает. Он мне как старший брат, хотя на деле двумя месяцами младше меня. Оказывается, его день рождения – 3 ноября. И, вместе с тем – типичный скорпион. Даже, я бы сказала, помесь скорпиона с дикобразом. Очень трудно найти к такому подход. Язвительный и мнительный человек-настроение: то готов опустить весь мир ниже плинтуса, то боится, что подумают о нем другие. Хорошо еще, что я под его разгромную критику всех и вся еще ни разу не попала, а то соскребала бы самооценку с пола. Единственное, что он себе позволяет в отношении меня, так это покровительственный тон. Но я не обращаю внимания: в конце-концов хочет быть моим старшим братом-ничего не имею против. Он мне как-то сказал, что у него есть младшенький. Повезло же ему! Я, вот, тоже всегда хотела братика или сестричку, но не сложилось...
В общем, начинаю волноваться. Куда это Тоха мог запропасть? Даже нет никакого настроения идти с Лилькой в кафе. Хотя нехорошо получится. Мы с ней не виделись с конца августа, так что надо идти.
Дописано
Ну вот, нашлась моя пропажа. Наверное, надо написать все по порядку... Итак, мы с Лилькой встретились-таки в кафе «Лакомка». Замечательно посидели, поболтали, вспомнили всех одноклассников. Лилька выглядит уставшей (до встречи с ней я думала, что в Политехе дерут три шкуры. Ничего подобного! Лильке тяжелее, ей приходится учить огромные куски материала каждый вечер), да и простыла слегка. Так что не засиделись долго. Распрощались и пошла я в общагу. Где-то на полпути мне пришлось проходить через сквер, вот там на скамеечке я его и увидела. Сидит Антон в невменяемом состоянии и пьет какую-то гадость. Даже меня не узнал. Пришлось минут пятнадцать втолковывать ему кто я такая и почему к нему пристала, а потом кое-как отволочь к себе в общагу. Хорошо еще, что комендантша нас первокурсников в лицо еще не знает. Студенческий, на счастье, был у Тохи в кармане. Так что соврала что-то о плохом самочувствии и протащила его мимо поста, сунув комендантше под нос документы. Та даже внимания особого не обратила: по телеку шел какой-то сериал, и ей явно не хотелось отвлекаться.
Я затащила Тоху к себе в комнату, и с облегчением свалила на соседнюю кровать. Ну вот,теперь хотя бы не останется посреди улицы в ночи. Стащив с него куртку, свернула ее и подложила ее Антону под голову, потом кое-как сняла с него кроссовки и накрыла шерстяным пледом. Ну вот, можно отдышаться и подумать о хлебе насущном. Я открыла тумбочку и обозрела свои нехитрые продовольственные запасы. Пожалуй, придется открыть банку маринованных огурчиков: страждущим понадобится рассол. Заодно и картошки сварю на ужин.
Антон проснулся и не понял, где находится. Оказалось, что он лежит на чьей-то кровати: под головой собственная куртка, сам укрыт разноцветным шерстяным покрывалом. Он попытался встать, но это было явно не самой удачной идеей: виски тут же заломило, а комната закачалась перед глазами. Ему ничего не оставалось, как снова лечь и, зажмурившись, вспоминать как он, вообще, здесь оказался. В памяти всплыла утренняя ссора с родителями. Отец с матерью снова начали прессовать его по поводу поведения прямо за завтраком. Опять пытались учить жизни. Это-то и доконало его сегодня окончательно. Зачем они лезут к Антону, если он им, по большом счету, безразличен? Почему пытаются воспитывать, постоянно доказывая ему и себе, что он никудышный сын и ни на что не годный человек? Ведь можно же было просто лишний раз не тыкать его носом? Разве не пошел он учиться на программиста в угоду их желанию? А ведь была у него мечта пробиться в Бауманку и стать физиком-ядерщиком. Но нет. Отец тогда заявил, что стоимость обучения в Москве они не потянут, да и содержать семью нищего физика будут не в состоянии. Им, чай, еще второго сына на ноги поставить надо. «И не мечтай!»- вторила ему мать. «Даже если ты пробьешься туда, один в Москве ты пропадешь, ты же к жизни не приспособлен»... Ну что, что им еще надо? А сегодня он просто сорвался и высказал родителям все, что думает об их воспитательных методах. А потом демонстративно хлопнул дверью и решил, что в Политех больше не вернется. К черту все: надоело плясать под чужую дудку. Лучше грузчиком и отдельно от родителей! Он сегодня не пошел в универ и назавтра не собирался. Вместо этого купил на свои кровно заработанные бутылку дешевого коньяка отвратительного качества и надрался. Последнее, что помнил – скамейка в сквере, а вот как он здесь...
Его размышления прервал скрип открывающейся двери. Антон снова попытался встать. На этот раз получилось удачнее. Ему удалось сфокусировать взгляд и разглядеть Аню со сковородкой в руках.
– Очнулся? –участливо поинтересовалась она
– Аня? А ты как меня нашла? – перед ней вдруг стало очень стыдно. Кажется, он даже покраснел.
– Да уж случайно получилось – рассмеялась она. Шла мимо, смотрю-а ты на скамейке в астрал выйти пытаешься. Не бросать же мне тебя было... Есть хочешь? Я картошечки пожарила.
– Так мы в общаге? – сообразил Антон
– В ней, родимой. – кивнула Аня. –На вот, выпей животворного зелья.- она протянула ему кружку с рассолом. А потом и поедим.
– Анька, оох, прости, пожалуйста, мне пора, я и так тебе столько хлопот...
– Никуда ты не пойдешь –категорично покачала она головой.- По крайней мере, пока не придешь в норму, не поешь и не расскажешь, что стряслось.
– Но...
– Никаких «но», давай, выкладывай. Я жду – она требовательно уставилась на Антона, глядя, как тот глотает рассол.
– Да нечего, собственно, рассказывать. Поссорился с родителями, ушел из дома...
– Напился и решил замерзнуть насмерть всем назло? – рыжая бровь насмешливо изогнулась.
– Это смотря кому назло – потер глаза Антон. – Если ты про родителей, то назло не получится. У нас в семье ребенок только один – и это мой младший. Друзей тоже особо нет. Так что нет-не прокатит.
– Зря ты так о родителях. Где это видано, чтобы одного сына любили, а другого – нет? – Аня поставила сковородку на стол и теперь соображала, что предложить гостю:миску или тарелку.