Родом из ВДВ
Шрифт:
– Что скажешь, комбат? – с прищуром спросил командир полка капитана, когда Игорь изложил свою идею.
– Скажу откровенно – она мне не по душе. И может, среди прочего, принести новые ЧП.
Комбат высоко приподнял подбородок, слегка, на несколько градусов отвернув лицо, подчеркивая этим свое негативное отношение к дальнейшему развитию сценария. Полковник откинулся в кресле, нещадно вдавив его крепкой спиной.
– А что скажет замполит? – кэп подчеркнуто называл майора замполитом, высказывая таким оригинальным способом презрение к племени военных идеологов.
– Извините за формулировку, очень небезопасный бред, – невнятно пробубнил замполит, основательно продавливая слово «очень», нарочно сутулясь, словно кланяясь, изобразил на лице с маслянистыми глазами суровую мину.
– Как фамилия пострадавшего сержанта? – спросил командир полка, обращаясь к комбату, как бы раздумывая и оттягивая время
Комбат открыл было рот и посмотрел на юного командира взвода.
– Старший сержант Прившин, – молниеносно отреагировал Игорь, осознав затруднительное положение комбата. А про себя подумал: «Вот то-то и оно, что перевелись цезари, никто уж солдатом не интересуется». Вытянувшись в струнку, он тайком косился на командира полка, наблюдая за ним и почему-то испытывая к этому человеку все более растущую симпатию. И по всей видимости, ход их мыслей совпал, потому что кэп уверенно подвел итог:
– Знаю я Прившина. Косая сажень в плечах, харя – во (тут он руками показал ширину лица сержанта). Как два лейтенанта. И как с ними бороться, если они нас откровенно посылают (командир полка был не из стеснительных и, конечно, уточнил куда). Так вот, мне идея лейтенанта по душе, хоть и рискованная. Завтра в отъезд после завтрака. Выпишете два «Урала», путевку сегодня же подпишете у зампотеха, проверьте машины в парке. Бак с водой. Сухой паек. Наладить связь с батальоном по радиостанции. Ну и остальное все, как учили. Все ясно, товарищ капитан?
– Так точно.
В Герань рота прибыла засветло. С ротным воспитателем в казарме остался только старшина да один молодой боец с гниющими от фурункулов руками. В помощь по хозяйству. Разумеется, освобожден от похода был и Прившин, который лежал в санчасти. Все ж решение командира полка ясно сигнализировало и офицерам, и сержантам, что, несмотря на то что дело лейтенанта и открыто, он получил кредит доверия, который намерен был употребить для доведения начатого до конца. Спрыгнув с грузовика на каменистую землю, Игорь увидел, как взбитая ботинками сухая пыль, чем-то напоминающая порошкообразное молоко, мелким облаком взметнулась до колен. Маленький верткий скорпион с причудливо вздернутым и загнутым кверху смертоносным хвостиком, пугливо семеня ножками, понес свое хотя и мерзкое, но довольно изящное желто-блестящее туловище прочь от свалившихся с неба людей. «Ого, вот это то, что надо для тактики, – подумал Игорь, вспоминая местность по выпускному курсу, – ничего тут не изменилось за полгода. И наверное, ничего не меняется веками». Жуткая, тоскливая, скудная обстановка и клонящийся к горам, пока еще яркий шар солнца встретили странных людей с автоматами за спиной, приехавших с неведомой целью. Только мелкий кустарник с жесткими задиристыми колючками и тонкими листиками усеивал каменистые горы. Из этой пустоши, безлюдной и дикой пустыни с нарисованной горной грядой на горизонте, казармы казались верхом роскоши. Здесь нельзя было отыскать ни воды, ни приемлемой для человека пищи, невозможно и сбежать куда-нибудь, разве что в горы, которые напоминали безжизненное лунное пространство. И если подняться на вершину одной из них, то можно было увидеть, как они бесконечными темными грядами, безжалостно разрезанными дремучими ущельями и провалами, уходят вдаль и теряются, смешиваясь с линией горизонта. Но именно это и нравилось Игорю, именно к этому он стремился, ибо знал, что порой человеку нужен ад для понимания того, что обычная, ничем не примечательная реальность в действительности и есть земной благодатью.
Как только «Уралы», подняв за собой трехметровый столб пыли, скрылись из виду, лейтенант приказал ставить палатки. Но ему был уготован первый сюрприз, ловкий удар в солнечное сплетение.
– Вам надо, вы и ставьте, – резко сказал один из старослужащих и, проходя мимо палатки, с нескрываемой неприязнью пнул ее ногой. После этого жеста даже молодые солдаты отошли от палаток, робко сбившись в небольшие группки. Игорь знал почему: в нем они пока еще не видят защитника, тогда как старики могут замордовать, а то и искалечить. Но у лейтенанта в запасе были свои, заранее припасенные козыри.
– Младший сержант Хибик, вы сегодня дежурный по роте?
– Я, – вместо «Так точно» выронил сержант, который прослужил только год в армии. Внутри у Игоря опять зашевелился вулкан раздражения, грозящий перерасти в слепую ярость, но он огромным усилием воли погасил волнение.
– Захватите трос от походной оружейной комнаты, замок к нему и следуй за мной. – И командир взвода предусмотрительно взял в свои руки запасы воды, надежно зашнуровав бочку тонким стальным тросом, навесив массивный замок и забрав ключ себе.
– Вызовите ко мне замкомвзводов.
Четыре сержанта нехотя приплелись к командиру, всем своим развязным непримиримым видом показывая, что борьба между ними и зарвавшимся лейтенантом будет не на живот, а на смерть. Один из них, сержант Храмовской, уже успел где-то отловить небольшого угрюмого варана и, привязав его стропой за туловище, таскал за собой с вызывающе-наглым видом, как мелкую собачонку. Но Игорь дал себе слово, что впредь будет выдержан и последователен. В конце концов, ведь это его личная методика перевоспитания роты, одобренная командиром полка. Второго шанса кэп не даст, это он знал наверняка. Поэтому спокойным строгим голосом он обрисовал сержантам панораму предстоящего боя, приказал приготовиться к обороне, вырыв окопы для стрельбы стоя, изготовить карточки огня и выполнить еще множество мелких приготовлений. Сержанты выслушали, откровенно ухмыляясь. Они переминались с ноги на ногу, давая понять, что лейтенант зря тратит время, а один из них даже с наглым вызовом зевнул, словно спрашивая: «Ну что, товарищ лейтенант, все уже?» Другой же, старший сержант Скиба, который возрастом был ровней командиру взвода, в конце постановки задачи вдруг посмотрел на Игоря глубоким, без усмешки, взглядом аквамариновых глаз и тихо спросил:
– Товарищ лейтенант, а вы-то бой настоящий видели?
Игоря обдало ледяным потоком от этого законного вопроса и стало неприятно внутри, словно он по ошибке глотнул какой-то вонючей жижи. Но он промолчал, а потом сказал сдержанным, ровным тоном:
– Боевой практический опыт Афганистана готов внедрять при условии предварительного обсуждения. Замкомвзводам доложить по готовности. Предупреждаю, что оценка будет дана отдельно каждому солдату и каждому сержанту. Теперь свободны.
Как и предполагал отважный в своих устремлениях лейтенант, первые двое суток царил сущий хаос, неподвластный ни управлению, ни контролю, ни влиянию. Рота представляла собой чудовищный вертеп. В присутствии бывалых воинов юные бойцы стали марионетками, безропотно выгрызающими каменистый грунт. Собственные окопы они готовили днем, ночью же – устраивали для своих, похожих на уголовников, сослуживцев. Те же предавались безделью, время от времени собираясь, чтобы вместе поклевать тушенку из сухого пайка, поболтать или подурачиться с несчастными варанами, которых тут было так же много, как ящериц в украинской степи.
Лейтенант Дидусь невесело провел первую ночь на полигоне. Завернувшись в предусмотрительно прихваченную зимнюю камуфлированную куртку, он сначала долго и с откровенной тоской взирал на полосу гор, которую сначала робко и застенчиво, а потом все решительнее, настойчивее, исступленнее проглатывала мгла. Горнопустынную гряду сковали тяжелые оковы тишины, и лишь изредка откуда-то издали слышался странный пугающий звук, похожий не то на вой, не то на звериный призыв, не то на стон самой природы. «Совсем не так, как над Росью, совсем не так, как над Украиной», – с тоской подумал лейтенант, и в голове бешено несущимся метеоритом опять просвистел неумолимый вопрос: «Зачем я здесь?!» «Нет, – в который раз он отбросил сомнения, – я тут с большой и важной целью. И задуманное выполню!» Звезд не было совсем, и чем больше Игорь попадал под власть пелены, приглушающей контуры и тона всего сущего, тем более казался себе одиноким, потерянным неудачником. Ему уж больше не казалось, что он – сказочный герой, пробирающийся сквозь дебри; скорее, тот же персонаж, но только заблудившийся в буреломах и сбившийся с направления. А может, зря он, со своими принципами, явился тут с намерением переделать всех и вся?! И ничего, может быть, кроме бесславия и позора не получит?! Но как ни кружились стаей черных воронов мысли лейтенанта, они все равно возвращали его в ситуацию, в которой пути к отходу отрезаны, а он со своей ротой – одни на всем белом свете, и от результата возникшего противостояния зависит вся его дальнейшая судьба. И только когда Игорь множество раз прокрутил в голове немое кино будущих событий, он сумел заглушить тяжелые мысли усталостью и забыться на несколько часов в беспокойном сне.
Утром он опять походил на плотно сжатую пружину. Еще до рассвета вскочил и, скинув куртку, по привычке отжался несколько десятков раз, стряхнул с ладоней впившиеся мелкие камешки. После еще нескольких упражнений да привычной сигареты умылся, почистил зубы, побрился почти на ощупь, с трудом разглядывая свое лицо в маленьком осколке зеркала. Затем спокойно объявил подъем. И тут лейтенант стал замечать, как медленно менялось выражение лиц уставших, отвыкших от перегрузок «стариков» – по мере понимания серьезности уготованной им в Герани ловушки. В мятежных головах старослужащих появились первые хитроумные проекты примирения. По ночам, несмотря на сентябрь, становилось неимоверно, до нервного озноба, холодно, и дембеля инициативно организовали костер и заготовили дрова на ночь. В лагере беспорядочно выросло несколько палаток.