Родовое проклятие
Шрифт:
– Да, не первый, но я же не забыл?
– А мне было одиннадцать. Акселератка… – пустилась в воспоминания Айона. – Его звали Джесси Лэттимер. Было так сладко! Я решила, что когда-нибудь мы поженимся, станем жить на ферме и я целыми днями буду ездить верхом.
– И что же случилось с этим Джесси Лэттимером? – живо заинтересовался Бойл.
– Поцеловал другую девочку и разбил мое сердце. Потом они переехали в Таксон. Или в Толедо? Помню, что на Т. А теперь вот я собираюсь замуж за ирландца. – Она перегнулась и поцеловала Бойла. – И целыми днями езжу верхом.
Бойл сплел свои пальцы с ее, и глаза Айоны засветились от счастья.
– А у тебя, Брэнна, какой был первый поцелуй?
Слова сорвались невольно, и сияющий взор тут же потускнел: ответ Айона и так знала. Тут все было ясно, даже до того, как Брэнна бросила взгляд на Фина.
– Мне тоже было двенадцать. Не могла же я допустить, чтобы лучшая подруга меня обскакала? А Фин был как раз под рукой – как Коннор для Миры.
– Это уж точно, – поддакнул Коннор. – Он же каждую минуту должен был находиться там, где ты.
– Ну, не каждую… У него это тоже был не первый поцелуй.
– Да, я немного попрактиковался. – Фин откинулся к спинке стула с кружкой в руке. – Я же хотел, чтобы ты свой первый поцелуй запомнила! В тени дерев… – прошептал он. – Ласковым летним днем… И воздух пах рекой и дождем… И тобой.
Она не смотрела в его сторону. Как и он – на нее.
– Потом ударила молния, отвесно из тучи – в землю. – Брэнна помнила этот миг. Как было не помнить! – Воздух тряхнуло, и грянул гром. А мы ничего не поняли.
– Мы были детьми.
– Это продолжалось недолго.
– Я тебя расстроила, – тихо проговорила Айона. – Прости.
– Я не расстроилась. – Брэнна покачала головой. – Ностальгия… Затосковала по невинности, уж больно быстро она проходит. Быстрее, чем тает снежинка в лучах солнца. А теперь – какая уж невинность… Особенно учитывая, что на нас свалилось. И свалится опять. Так что… давайте выпьем чаю с виски и насладимся моментом – как любит говорить мой брат. Может, помузицируем, а, Мира? Исполним пару песен? А то завтра еще неизвестно, что с нами будет.
– Схожу за скрипкой, – сказал Коннор, встал и направился к бармену, на ходу погладив сестру по волосам. Так, не сказав ни слова, он мгновенно дал ей утешение, в котором она так нуждалась.
Мира засиделась в пабе намного дольше, чем планировала, так что ни о какой стирке или составлении списка покупок уже не было речи. Несмотря на ее возражения, Коннор настоял на том, чтобы проводить ее до дому.
– Это глупо! Тут тебе не пять минут ходу.
– Да мне времени не жалко. И спасибо тебе, что посидела с нами, Брэнне ты действительно была нужна.
– Она бы для меня сделала то же самое. Да и у меня настроение поднялось. Хотя стирки от этого не убавилось, – с усмешкой добавила Мира.
Они шагали по безлюдной улице, идущей в гору. В пабах жизнь еще кипела, но лавки давно закрылись, и им не встретился ни один автомобиль.
Поднялся ветер, воздух пришел в движение. С какого-то окна донесся аромат гелиотропа, звезды тонкими иголочками протыкали обрывки облаков.
– Тебе никогда не хотелось отсюда уехать? – спросила Мира. – Поселиться в другом месте? Если предположить, что здесь у тебя нет никаких обязательств?
– Нет, никогда. Мой дом здесь. Здесь я хочу жить. А тебе хотелось бы?
– Нет. У меня одни друзья перебрались в Дублин, другие – в Гэлоуэй-Сити, в Корк-Сити, кто-то даже в Америку. Думаю, я бы легко могла последовать их примеру. Маме посылать деньги, а самой уехать куда-нибудь далеко-далеко – разве не заманчиво? Но только больше мне всегда хотелось жить здесь.
– А разве не заманчиво – сражаться с древним колдуном, воплощением сил зла?
– Но у нас тут все же не Графтон-стрит, согласен? – Они вместе посмеялись и завернули за угол к ее дому. – А знаешь, в глубине души я до конца не верила, что это произойдет. То, что случилось в ночь солнцестояния на той поляне. А потом оно произошло, да так быстро и так страшно, что было уже не до размышлений.
– Ты была великолепна!
Мира опять рассмеялась и покачала головой.
– Я даже не помню, что я делала. Сплошное сияние, огонь и ветер. У тебя волосы дыбом. Сам весь светишься, изнутри и снаружи. Никогда тебя таким не видела! Твои чары – как солнце, прямо глаза слепит.
– Не только я – мы все там отличились. Иначе нам бы от него не отбиться!
– Я знаю. Почувствовала. – Мира немного постояла, вглядываясь в ночную тьму и окутанную мраком деревню, где прожила всю жизнь. – Но он все еще жив.
– Ему ни за что не победить! – Он довел ее до дверей.
– Откуда ты знаешь, Коннор?
– Мне надо в это верить. Чего мы будем стоить, если позволим злу одержать верх? Какой тогда во всем этом смысл, если зло восторжествует? Значит, мы этого не допустим.
Она еще постояла рядом с лиловыми и красными петуньями в подвесной корзинке.
– Зря ты не дал Фину довезти тебя домой.
– Мне надо переварить эту рыбу с картошкой. И пиво, кстати. На ходу оно лучше.
– Будь осторожен, Коннор! Без тебя нам не победить. Да и привыкла я к тебе…
– О, тогда я точно буду осторожен. – Он протянул руку, немного помялся, но все же дернул ее за косу. – И ты тоже. Спокойной ночи, Мира.
– Спокойной ночи.
Коннор дождался, пока она войдет в дом, закроет дверь и запрется на ключ.
Он понял, что был близок к тому, чтобы ее поцеловать, и, пожалуй, не совсем по-братски. Не следовало добавлять в чай виски, решил он, раз оно так туманит голову.
Мира – друг, очень хороший друг. И портить эти отношения он ни за что не намерен.