Родовое проклятие
Шрифт:
И в данный момент эта жизнь уложилась в два чемодана, сумку через плечо и три картонные коробки.
Если визит превратится в переселение, то будут еще вещи, но пока Морин об этом и слышать не желает. Будут новые сборы, но главное, по мнению Миры, – будет и новая жизнь.
Сочтя, что дело сделано – или почти сделано, – она прошла в заднюю часть дома на кухню, где застала маму в слезах. Она тихо сидела за столом, спрятав лицо в ладонях.
– Ну, мам…
– Прости, прости. Чай так и не сделала. Мира, я в полной растерянности! Я всю жизнь прожила в Конге, знаю здесь все окрестности. А теперь…
– Мам, это совсем рядом. Ты уезжаешь не за тридевять земель. – Мира села и взяла мать за руки. – Меньше часа езды.
Колин подняла заплаканное лицо.
– Но я перестану видеться с тобой и Доналом!
– Мам, ты едешь погостить.
– А вдруг я никогда не вернусь? Вы же только об этом и мечтаете!
Загнанная в угол, Мира устыдилась.
– Мы мечтаем не о том, чтобы тебя сплавить, а чтобы тебе было хорошо. Я уверена: ты скоро сама захочешь там жить. А если надумаешь остаться с Морин, Шоном и ребятишками в Голоуэе, то мы будем вас навещать. Конечно! А как же? А если тебе там не понравится – вернешься сюда. Разве я не говорила, что оставлю дом за тобой?
– Я ненавижу этот дом! Мне здесь все ненавистно!
Ошеломленная, Мира разинула рот, но так и не нашлась, что на это сказать.
– Нет, нет, это не так, это неправда. – Колин, раскачиваясь, снова закрыла лицо руками. – Я люблю палисадник и сад за домом. Правда! Мне нравится смотреть на цветы и работать в саду. И я благодарна тебе за этот домик, он просто очаровательный!
Колин вынула из кармана бумажный платок и промокнула слезы.
– И спасибо Финбару Бэрку, что сдает мне его по цене гораздо ниже рыночной. И тебе – за то, что его оплачиваешь. И Доналу – за то, что так долго жил со мной. Всем вам за то, что вы не забывали мне звонить и справляться о моих делах. За то, что брали меня в поездки. Я знаю, вы все сговорились, чтобы я переехала к Морин в Гэлоуэй, но это ради моего же блага. Я же не совсем глупая.
– Ты совсем не глупая!
– Ну да, «не глупая»! Мне пятьдесят пять лет, и я не в состоянии запечь баранью ногу!
Поскольку это вызвало новый поток слез, Мира попробовала сменить тактику:
– Кулинар из тебя действительно никудышный. Помню, как я приходила из школы и, унюхав запах твоей стряпни, спрашивала Господа, чем я заслужила такое наказание.
Колин долго смотрела на дочь с недоумением, и на щеках ее блестели слезы. И вдруг она расхохоталась. Звук был несколько диковатый, но все равно это был смех.
– Моя мать готовила еще хуже.
– А это возможно?
– А ты думаешь, почему бабушка держала кухарку? Потому что в противном случае мы бы умерли с голоду. Да и Морин не лучше, Господи прости.
– Вот для этого и существует еда на вынос. – В надежде, что слез больше не последует, Мира поднялась и поставила чайник. – Я не знала, что тебе в этом доме не нравится.
– Да нравится, нравится! Это я сгоряча брякнула. Неблагодарная я! У меня есть крыша над головой, есть сад, которым я горжусь. Соседи хорошие, вы с Доналом рядом. Мне не нравилось то, что это единственное, что у меня осталось – очередное жилье, за которое платит моя дочь.
– Это не единственное, что у тебя осталось. – Как же она была слепа, подумала о себе Мира, что не видела, насколько ее мать уязвлена тем, что живет в арендованном доме, оплачиваемом дочкой.
– Мам, это всего лишь место, где жить. Всего лишь дом. Но у тебя еще есть твои дети и внуки, которые любят тебя так сильно, что сговариваются, как лучше устроить твое счастье. У тебя есть ты, ужасная повариха, но замечательный садовник. И внукам от тебя будет только польза.
– Думаешь?
– Ну конечно! Ты же такая терпеливая, и тебя всегда интересует, чем они занимаются и что у них на душе. С родителями совсем по-другому, ведь правда же? Ребятам вечно приходится терзаться, ответить «да» или «нет», сказать сейчас или потом… Но им же не только дисциплина и порядок нужны, им нужна любовь и нужна забота. От тебя требуется только любовь, и они будут ее впитывать, как губка.
– Я правда жалею, что они не рядом, что я не могу их баловать.
– Так вот тебе шанс!
– А вдруг Морин не позволит их баловать?
– Тогда я приеду в Гэлоуэй и надаю ей по заднице.
Колин опять улыбнулась. Мира заварила чай.
– Ты у меня всегда была боевая. Такая дерзкая и отважная. Я очень надеюсь, что однажды мне доведется побаловать и твоих ребятишек.
– Хорошо.
– Я слышала, вы с Коннором О’Дуайером… встречаетесь?
– Я встречаюсь с Коннором О’Дуайером всю свою жизнь.
– Мира!
Решив, что скрыть правду все равно не удастся, Мира сдалась:
– Ну хорошо, мы… встречаемся. – Она поставила на стол чай и чашки.
– Мне он очень и очень симпатичен. Человек хороший, да еще и красавчик в придачу! Отзывчивое сердце, добрая душа. Он иногда меня навещает – просто поинтересоваться, как у меня дела и не нужно ли помочь по дому.
– Я не знала. Но это на него похоже.
– Есть в нем что-то такое… Но, хотя я понимаю, какая теперь жизнь пошла, все же не могу одобрить… ну… секса до брака.
Пресвятая богородица, взмолилась Мира, спаси и сохрани. И избави меня от разговоров о сексе.
– Ясно.
– У меня такое же чувство в отношении Донала с Шэрон, но… В конце концов, мужчина есть мужчина, а все они только этого и хотят, и лучше, если без всяких брачных уз.
– Как и женщины, мам. И, как мне ни неприятно тебе это говорить, я уже давно взрослая женщина.
– Хоть и взрослая женщина, – Колин поджала губы, – а все равно моя дочь. И вдобавок к тому, что говорит на этот счет святая церковь, я рассчитываю на твою осмотрительность.
– В этом можешь не сомневаться. Не волнуйся.
– Я перестану волноваться, когда ты будешь счастлива, выйдешь замуж и заживешь своей семьей в своем доме. Я уже сказала, Коннора я очень люблю, но не секрет, что он порядочный бабник. Так что будь осмотрительна, Мира! – повторила она.
Послышался звук отпираемой двери, и Мира энергично закивала головой.
– А вот и Донал. Сейчас повезет тебя в Гэлоуэй, – бодро объявила она. – Достану ему чашку.
Мира думала поехать домой, посидеть, глядя в стену, пока не пройдут усталость и угрызения совести и она не почувствует себя в своей тарелке, а кончилось тем, что она проследовала прямиком к Брэнне.