Родовое проклятие
Шрифт:
– Но я же находилась с ними в одном доме, только по коридору пройти… Я должна была что-то учуять!
– Понятно. Раз на тебе все держится, тебе должно доставаться наравне со всеми, да?
Она резко развернулась, глаза засверкали, сузились, но вмешалась Айона.
– Прекратите! Прекратите оба! Каждый из вас обвиняет себя, и это очень глупо. Никто из вас не в ответе. Единственный, кто виноват, – это Кэвон, так что прекращайте! Мой брат, моя кровь, – передразнила она, прежде чем кто-либо из них обрел дар речи. – И так далее и тому подобное. И что с того? Мы все причастны. Может быть, лучше выясним, что в точности произошло, прежде чем себя корить?
– А ты женишься на женщине с командными задатками, братишка, – обратился Фин к Бойлу. – Но при этом весьма благоразумной. Сядь, Айона, и ты, Мира, тоже. Я принесу вам кофе.
Айона села и аккуратно положила руки на стол.
– Было бы очень мило с твоей стороны.
– Смотри не разлей! – предостерегла Мира и села рядом с Айоной.
Под руководством Брэнны Бойл выложил на блюдо яичницу, колбасу, бекон, картошку, жареные помидоры и черный пудинг [8] .
8
Кровяная колбаса.
Все это он доставил к столу, а Фин с Коннором тем временем разливали кофе и сок.
– Расскажи, как все было, – попросил Фин Коннора.
– Началось, как это обычно бывает: ты как будто бодрствуешь и все осознаешь и одновременно находишься в каком-то другом месте. Мы были в Клэре, хотя поначалу я этого не понял. В Клэре и во времена Эймона.
Коннор продолжал рассказ, а все накладывали себе еду с огромного подноса.
– Олень? – переспросила Брэнна. – Он был настоящий, или это ты его туда вызвал?
– Мне бы и в голову не пришло. Если бы мне понадобился проводник, я бы скорее взял Ройбирда. Это был крупный самец, роскошный. Царственный, с рогами – скорее золотыми, чем коричневыми.
– И голубыми глазами, – припомнила Мира.
– Верно. Глаза были голубые. Синие и бесстрашные. Если вдуматься – в точности как у Эймона.
– Или у его отца, – напомнила Брэнна. – Сорка пишет в своей книге, что сын цветом глаз и волос пошел в отца.
– То есть ты думаешь, олень был Дайти, – рассудил Коннор. – Или его перевоплощение. Может быть, он принял такой облик, чтобы находиться рядом с детьми и по возможности защитить их от опасности.
– Надеюсь, что так, – тихо проговорила Айона. – Ведь Дайти погиб, когда спешил домой, как раз чтобы их защитить.
– Ну так вот. Этот олень – будем считать, что это была душа Дайти, – привел нас к свету, и этим светом оказался Эймон. Для него это все происходило спустя три года после нашей прошлой встречи. Он стал выше ростом, черты лица его заострились – как бывает, когда кончается детство. Красивый парнишка.
Он улыбнулся Мире.
– Другого от тебя и ждать не приходится: вас же друг к другу так и тянет, – заметила она. – И хотя волосы и глаза у вас разного цвета, сразу видно, что вы родня.
– А Миру он принял за Анью. Цыганку, – продолжал Коннор. – Та однажды проходила мимо их жилья и нагадала Эймону, что настанет день – и они с сестрами непременно вернутся домой.
– Любопытно. В тебе же есть цыганская кровь, – заметила Айона.
– Есть.
– А Фин назвал Аньей кобылу, которую подобрал для Аластара.
– Об этом я тоже думала, но надеюсь, на кобылу я все же не похожа.
– Это не просто кобыла, а лошадь необычайной красоты и темперамента, – возразил Фин. – Это имя ей так подходило, что ни о каком другом я даже и думать не стал. Как увидел ее – сразу понял, кто она и как ее зовут. Поневоле поражаешься, насколько в жизни все взаимосвязано и переплетено!
– Но главное, – продолжал Коннор, – что, пока мы с Эймоном разговаривали, стоя перед домом, ни он, ни я ничего не чувствовали. Мы его расспрашивали о семье. Я рассказывал о магии теней. Все произошло в тот момент, когда парнишка пригласил нас в дом. Только что я ничего не чувствовал – и вот он уже здесь. А в следующее мгновение прямо из воздуха на нас выскочил волк. И Эймон это все тоже чувствовал.
– Я видела: вы с ним развернулись синхронно – как будто это были не два человека, а один, – добавила Мира. – Все произошло моментально. Коннор отпихнул меня себе за спину, но я ему была не нужна – он жаждал добраться до мальчика.
– И тогда Мира оттолкнула Эймона в сторону, бросилась вперед и взмахнула мечом, а в следующий миг – я даже блока поставить не успел – он ударил что было сил, стал рвать зубами. Брызнула ее кровь. И его. В этот момент напал пес. Мы с Эймоном тоже вступили в бой, а тут и девочки подоспели. Они-то как раз поставили блок и не дали мне ринуться вперед, а направили свою энергию на него, мне осталось лишь присоединиться к ним, в эти несколько секунд я просто больше ничего не успел. Но нашего совместного удара оказалось достаточно, чтобы причинить ему боль, тем более что вместе с нами его атаковали Катл, Ройбирд и Аластар. Он кричал, как девчонка.
– Полегче! – возмутилась Айона.
Коннор улыбнулся.
– Без обид! И тогда, зажатый между нами и Катлом, между копытами Аластара и когтями Ройбирда, он ретировался так же, как пришел. Исчез, испарился, оставив после себя только запах преисподней. И истекающую кровью Миру на земле. И двух минут не прошло: сейчас, оглядываясь назад, я это могу сказать наверняка. Две минуты – от начала и до конца схватки.
– Ведь все последние столкновения с ним были краткими, да? Над этим надо поразмыслить, – сказала Брэнна. – Не исключено, что, когда он применяет магию теней, его энергии хватает только на такие короткие вылазки.
– Пока что, – добавил Фин.
– На данный момент это все, что мы можем заключить. Он проник в сон Коннора, просочился в него, чтобы добраться до мальчика – или до одной из сестер, если бы они вышли тебя поприветствовать, Коннор. В дом он попасть не может, зато может проникнуть в сон, стоит тебе выйти из-под защиты… Мне все ясно. Он не может добраться до них в их времени и в этом месте, но он может войти в сновидение и таким образом попасть туда.
– Туда, где мальчик уязвим, – добавил Фин. – То есть когда находится в состоянии активного сна, когда спит и одновременно совершает какие-то действия. Вот тогда-то Кэвон и караулит его на краю этого мира, ждет, чтобы наброситься – пока не обратит вас в бегство.