Родриго Д’Альборе

Бриньон Луи

– Ты знаешь о том, что тебе предстоит совершить? – раздался негромкий голос.

– Да! – девушка ответила не колеблясь.

– Ты готова выполнить святую миссию?

– Да!

– Да поможет тебе Господь. Мы все будем молиться за тебя!

Глава 3

Донья Роза

Площадь Бимбрамбла одна из наиболее известных достопримечательностей Гранады. Кроме всех прочих архитектурных сооружений, имевшихся в достаточном количестве вокруг площади, здесь находились церковь святых Сенена и Абдона. Кафедральный собор, а так же мужской монастырь святых Сенена и Абдона. Чем ещё была известна площадь Бимбрамбла, так это нищими, выпрашивающими подаяние.

Здесь их в любое время дня и ночи бывало предостаточное количество. В Гранаде религии так же тесно переплетались меж собой, как и национальности. Нередко возле паперти кафедрального собора, возникали жалкие фигуры в лохмотьях. Именно остатки одежды указывали на принадлежность к иной вере. Такие люди становились жертвами немедленной расправы городской стражи. Но даже страх перед расправой стражников уступал перед разрушительным чувством голода.

Так и протекала жизнь в Гранаде. С одной стороны располагались богатство и могущество, с другой нищета и бессилие.

В полдень, в этот же день, 2 июня 1542 года, молодой человек, облачённый в богатые одежды, появился именно здесь, на площади Бимбрамбла. Молодой человек был даже не смугл, а почти чёрен лицом. Чем напоминал больше мавра, нежели родовитого испанского дворянина, кем он и являлся на самом деле.

При первом же взгляде, лицо молодого человека отталкивало и вызывало невольное отвращение. Хотя справедливости ради, надо сказать, что ничего откровенно уродливого в чертах его лица не было заметно. Попросту этот молодой человек принадлежал к той категории людей, которые и без изъянов вызывают отвращение. И едва ли не более всего способствовал этому отвращению презрительный взгляд, которым молодой человек окидывал всех вокруг себя, и едва заметная злорадная усмешка, застывшая в уголках губ. Голос молодого человека был подстать всему его облику. Он прозвучал, как только ему в ноги бросилась женщина в обносках и стала умолять о куске хлеба.

– Прочь, мерзавка! – грозно закричал на неё молодой человек и не замедлил пнуть нищенку ногой, отчего она опрокинулась на спину и глухо застонала. Не обращая ни малейшего внимания на её стенания, он прошествовал дальше.

Вскоре, молодой человек миновал площадь и подошёл к дому с массивными полукруглыми воротами, перед которыми стоял одинокий стражник с копьём. Заметив молодого человека, стражник с поклоном открыл перед ним одну створку ворот. Даже не взглянув на стражника, молодой человек прошествовал внутрь. Пройдя через ворота, он оказался в небольшом круглом внутреннем дворике, который со всех сторон окружали колонны. Прямо перед ним находилась широкая лестница, которая вела внутрь дома. Слева была ещё одна лестница, которая вела на балкон, нависающий над двориком со всех сторон. Это был один из многочисленных богатых домов существующих в Гранаде, которые походили, друг на друга как две капли воды. Молодой человек не стал подниматься ни по первой, ни по второй лестнице. Он свернул направо и, миновав несколько колонн, очутился перед небольшой калиткой.

За спиной молодого человека послышался почтительный голос:

– Добро пожаловать, Дон Маран!

Молодой человек неторопливо обернулся. Увидев пожилого слугу, он поморщился и с таким видом, будто делает одолжение, заговаривая с ним, спросил:

– А что Донья Роза? В саду?

– В саду, Дон Маран!

– И чего я разговариваю с этим ничтожеством? – пробормотал под нос Дон Маран, не замечая или не желая замечать, что при этих словах старик расстроился.

Он открыл калитку и оказался в маленьком, но ухоженном саду. Не придавая ни малейшего значения окружающей его красоте, Дон Маран по вытоптанной тропинке направился дальше. Тропинка привела его к маленькой заводи. У заводи стояли несколько валунов внушительных размеров. На одном из них, спиной к Дону Марану сидела девушка в жёлтом платье с длинными рукавами и смотрела на одинокого лебедя плавающего в заводи. Длинные чёрные волосы спускались по спине, почти до самого пояса. Девушка, была настолько увлечена созерцанием лебедя, что даже не заметила появление своего кузена.

Чуть помедлив, Дон Маран, осторожно окликнул её:

– Донья Роза!

Девушка встрепенулась и сразу же обернулась к Дону Марану. Донья Роза, несомненно, выглядела довольно привлекательно. Она обладала смуглой кожей, удивительно живыми карими глазами, источавшими мягкое сияние, которое ещё более подчёркивали тонко выгнутые брови. Красиво очерченный рот и губы, на которых появилась мягкая улыбка, адресованная кузену, придавали ей особое очарование.

– Дон Маран!

В голосе Доньи Розы послышалась приветливость и приглашение одновременно. Она протянула кузену правую руку. Дон Маран немедленно бросился перед ней на колени и страстно поцеловал протянутую руку. Ему хотелось дольше задержать руку кузины, но она быстро убрала её обратно и неторопливо опустила на край валуна. Ему поневоле пришлось встать.

– С чего это вы вдруг вспомнили о нас, Дон Маран?

– Не оскорбляйте меня этим вопросом, Донья Роза, – отвечая кузине, Дон Маран не мог отвести взгляда от руки, что лежала на валуне в непосредственной близости от него, – я только и думаю, что о вас. И днём, и ночью, Донья Роза…

– Вы снова принялись за старое? – Донья Роза резко нахмурилась. – Я полагала, что мне удалось довольно ясно объяснить вам свою точку зрения, по поводу надежд, которые вы питаете на наш брак. Больше того, как мне помнится, вы дали слово никогда впредь не упоминать о своих чувствах в моём присутствии.

– Донья Роза! – Дон Маран снова опустился на колени перед кузиной и, устремив на неё глубоко печальный взгляд, при этом, придав голосу трогательные нотки, тихо заговорил. – Умоляю вас смягчить ваше сердце. Не будьте такой жестокой. Позвольте надеяться. Позвольте мечтать о вас, о том дне, когда я получу право назвать вас своей любимой супругой. Я люблю вас, Донья Роза! И с каждым часом это чувство становится сильней. Я люблю вас вот уже много лет, и вы прекрасно знаете это. Никто другой не сможет вас любить так, как люблю я. Я сделаю вас счастливой Донья Роза,… клянусь вам!

Не успели последние слова отзвучать, как Донья Роза встала и, бросая на кузена гневные взгляды, отрывисто произнесла:

– Вы дали мне слово, Дон Маран! Только по этой причине, я всё ещё разговариваю с вами.

– Сжальтесь, Донья Роза, – не вставая с колен, ответил опечаленным голосом Дон Маран, – как я могу сдержать данное слово?

– Как? Достаточно вспомнить, что вы дворянин! Но поскольку вы забыли об этом, отныне я запрещаю вам появляться и тем более заговаривать со мной! Прощайте, Дон Маран!

Бросив в лицо кузену эти холодные слова, Донья Роза отвернулась от него и снова занялась созерцанием лебедя.

Дон Маран несколько мгновений медлил. Однако кузина не обращала на него ни малейшего внимания. По сей причине, он принуждён был вначале подняться с колен, а затем и покинуть сад. Оказавшись на достаточном расстоянии от кузины, Дон Маран, сквозь зубы процедил:

– Я собью с тебя эту гордость, брошу под ноги твоё высокомерие. Ты меня ещё умолять будешь о любви, Донья Роза. Да, умолять. Клянусь в этом своей честью. Любой, кто встанет между нами – умрёт. И первым будет он. Родриго умрёт первым. Ему ты отдала всё, когда мне отказываешь даже в самой малости. Так пусть же всё изменится! Я уничтожу его!

Тот самый пожилой слуга, что встретился ему возле калитки, проводил Дон Марана в опочивальню Дона Бенедетто, отца Доньи Розы и его родного дядюшки. Дядюшка хворал последние дни, поэтому и принуждён был принимать всех в своей опочивальне. Дон Бенедетто лежал в просторной кровати, укутанный в несколько тёплых одеял, из-под которых торчал белый колпак. Однако едва Дон Маран, оказался в комнате, как колпак медленно пополз наверх, и показалось изнеможенное лицо. А вслед за этим явлением послышался слабый голос: