Рог изобилия. Секс, насилие, смысл, абсурд (сборник)
Шрифт:
Меж ног существа выдвигается стержень – обёрнут лоскутом изношенной кожи, проволокой колючей обмотан поверх – и просится в лоно…
Нет героя, чтобы деву спасти. Есть только сейчас.
Благородных кровей
…И вот открывается задняя дверца блестящего лимузина. Поедающему взору публики является сам Господин. На нём в полоску с иголочки костюм, из кармашка гордо торчит сложенный платок, чёрная бабочка на ослепительном фоне сорочки, лакированные туфли. В руке трость с набалдашником из кости
Господин приобнимает свою очаровательную спутницу – в атласном платье, с драгоценным колье, – и они вместе ступают по красному полотну: под истерику вспышек, по брошенным навстречу цветам (растаптывая прекрасные бутоны), в крике тянущихся поклонников.
– Я от вас без ума! – случайная отделяется фраза.
– Вы мой кумир!
– Пожалуйста, хотя бы коснитесь!..
Господин с улыбчивой подругой восходит по лестнице. И я отчётливо вижу… его лицо. Безобразная, тошнотворная маска из гниющих форм. Не сохранилось человеческих черт. Только поглядывающий из глубины глазок да подобие рта, искривлённый разрыв, из которого вдруг закапала противная жижица, марая безупречную чистоту одежды.
Я отшатнулся. Меня затрясло. Господин решил, что от восторга, и, пропустив свою даму вперёд, дружески похлопал по плечу.
Я осознал, что задыхаюсь. Кинулся в бурлящую толпу – на другом берегу свобода! Восторженные вопли, это с меня сорвали отмеченный его величеством пиджак. Кое-как остался в живых. И побежал не глядя.
С той поры меня никто больше не видел.
Божественное мясо
В массивном головном уборе из человеческих костей Верховный жрец торжественно ступил к алтарю и вонзил в прикованного кинжал: сквозь напряжённые мышцы, сквозь мякоть, глубоко – по самую рукоять. Избранный скончался и дух испустил. Жрец руки расправил, вдыхая освобождённую силу. Чтобы вобрать её целиком, затем ещё и вырезал сердце.
– Создатель! Отдай мне себя!
Раздвинулись мощные челюсти из стали, приняли тёплое сердце и взялись жевать. Кровь побежала с подбородка.
– О, великий народ, – после обратился жрец к толпе железа, – я и вас приглашаю отведать наших отцов. Если в нас будет Бог, кто встанет против?
Брачная ночь
В страстном предвкушении заклацали зубы жениха. На обтянутом прозрачной кожей черепе вздулись змеевидные вены. Сорвав с себя тряпки, словно паук, взобрался на брачное ложе, на ледяную каменную плиту. У жениха было шесть рук – сколь многое можно ощущать ими одновременно! И вот по обнажённому телу невесты закопошилось тридцать пальцев. Они ощупывали, они дегустировали, они упивались. Они сеяли наслаждение и ужас. Тонкие и кривые, будто крючки, пальцы по беззащитной плоти. Всюду пальцы! Как насекомые… трутся, жмутся, кишат. Издают шуршащий звук, съедающий весь мир.
Жених над головой невесты. Капли пота срываются на её душистые волосы, капля на щеку. Рот призывно открыт и бездвижен. В него пролезает орган. Слизкий угорь. Он лезет в самое горло, он хочет поглубже, он ищет остаток тепла. Забирается в желудок… здесь есть ещё немного. Сюда! Сюда! Извергается угорь, от напряжения распух, аж хрустнула челюсть невесты. Но вот закончил, вынырнул наружу. Сам жених иссяк. Укрыл покойную избранницу и убрался в логово своё. Подошла к концу любовная ночь.
Быстрейший и неподвижность
Во весь опор мчится скороход. Кто угодил ему под ноги – сразу мёртв. Кто следом пытается бежать – лишь глотает пыль. Кто вздумал остановить – тот самый несчастный, пробит и забыт позади.
Стремглав несётся скороход, кому по силам его задержать?
Но вот впереди выросла скала. И столь велика, что конца ей не видно.
Чтоб не врезаться лбом, скороход в широкий круг забежал, не сбавляя скорость.
– Послушай, – говорит, – отодвинься!
Но скала молчит.
– Я теряю время!
Но скала молчит.
– Ты что, смерти хочешь? Не знаешь, кому преградила путь?
Молчит скала.
– Ну, сама напросилась!..
Скороход свой круг разорвал и взял курс на таран.
Километр, метр, сантиметр – и удар!
Молчит скала. Погиб скороход.
Быстрорастворимый человек
Быстрорастворимый человек, я заливаю его кипятком. Добавляю сахарку. Звонко орудует ложка. Пускай поостынет немного. Затем выпиваю – глоток… глоток… и глоток.
Полоскаю чашку, вытираю полотенцем. Вечером снова буду пить человека. У меня ж целая пачка!
В неизвестном направлении
Я проснулся на заднем сиденье едущей машины. В салоне было тепло и уютно, ровно гудел мотор. Мне стоило больших усилий заново не провалиться в сон. Хотя, может быть, я и не просыпался? Всё вокруг представлялось каким-то нереальным, призрачным… мир перед глазами то расплывался, то приобретал временную чёткость. Словно я застрял где-то между явью и небытием, словно меня поочерёдно омывают их приливы, но ни один не может унести за собой.
Я глянул в окно, стараясь держать глаза как можно шире, часто моргая. Над головой отсутствующее небо, серый-серый свет. Он падал пеплом и хоронил под собою цвета. Вдоль дороги бежал строй высоких столбов, похожих на стоматологические инструменты, и корчились покалеченные деревья с ампутированными ветвями. Невзрачные фигурки людей на тротуарах – выглядят совершенно одинаково, будто это один и тот же человек: вот он идёт вперёд, вот идёт навстречу, идёт сам по себе, идёт вместе с собой. И тут и там навалены кучи мёртвых листьев, точно жертвы чумы, приготовленные для сожжения. Угрюмые блоки домов, один и тот же блок снова и снова. Усыпальницы для бедных.
На мгновение я пропадаю, но сразу возвращаюсь… или не сразу? Не могу понять, ни в чём не могу разобраться. Где я? Куда еду? Зачем еду?.. Вопросы обваливаются на меня, словно обветшалая крыша, погребая без надежды выбраться. Но, возможно, есть ещё последняя надежда. Водитель. Я уже собираюсь спросить его, но вдруг забываю о чём. Я даже его не вижу, как бы широко ни раскрывал глаза, как бы часто ни промаргивал.
Сон почти одолел меня, он подавил сопротивление мыслей. Ещё только отчаянно борется воля, из последних сил. Но тают они так быстро… так быстро… так… быстро. Я засыпаю. И проснусь лишь по прибытии.