Рога
Шрифт:
— Иг, — сказала Меррин, — где твой ингалятор?
Ее голос звучал спокойно и ровно, она уже знала про его астму.
Иг стал вытаскивать ингалятор из кармана и уронил его. Меррин его подобрала, Иг вставил ингалятор себе в рот и глубоко, влажно вдохнул.
— Слушай, Иг, — сказал Терри, — это не только глаз. У него масса неприятностей. Как я слышал, вместе со «скорой помощью» приехали копы. Ты знаешь эту его горную доску? Оказалось, что краденая. Еще они сняли с этой его подружки двухсотдолларовую кожаную куртку. Сегодня утром отец Ли разрешил полицейским обыскать его комнату. И там было полно краденого дерьма. Ли пару недель работал
— О господи! — застонал Иг, услышав «если он ослепнет на один глаз» и «в больнице вытащили из его левого глаза долбаный осколок»; все остальное было просто шумом, Терри играл на своей трубе авангардный рифф.
Иг плакал и сжимал руку Меррин. Когда она взяла его за руку? Он не знал.
— Поговори с ним, — сказал Терри. — Нужно сказать ему, чтобы держал рот на замке. В этом деле нам нужно прикрыть свою жопу. Если кто-нибудь узнает, что это мы дали ему «вишенку» — или что ядал ее тебе, — господи, Иг, меня выкинут из оркестра.
Иг не мог говорить, ему нужно было сперва вдохнуть из ингалятора. Он дрожал всем телом.
— Слушай, да отстань ты от него! — выпалила Меррин. — Пусть он хотя бы отдышится.
Терри бросил на нее удивленный, вопросительный взгляд. Какое-то мгновение его челюсть безмолвно болталась, затем он закрыл рот и умолк.
— Пошли, Иг, — сказала Меррин. — Выйдем наружу.
Иг послушно вышел за ней, его ноги дрожали. Терри отстал от них на пару шагов. Воздух был предельно неподвижный и влажный; казалось, в нем нарастает давление. С утра небо было ясным, но сейчас на нем появились тяжелые облака, темные и огромные, как эскадра авианосцев. В лицо им ударил прилетевший откуда-то порыв жаркого ветра. Этот ветер пах как горячее железо, как рельсы на солнце, как старые трубы, и, когда Иг прикрыл глаза, он увидел тропу Ивела Нивела, две полузасыпанные трубы, спускающиеся по склону подобно рельсам какого-то аттракциона.
— Это не твоя вина, — сказала Меррин. — Он не станет тебя обвинять. Идем, сбор крови почти закончился. Распрощаемся здесь и пойдем к нему. Сейчас же. Ты и я.
От мысли идти вместе с ней Иг поежился. Они же с Ли поменялись — петарду на нее. Привести ее с собой было бы просто ужасно, это было бы как втирать соль в рану. Ли спас ему жизнь, а Иг отплатил ему тем, что забрал Меррин, а теперь еще случилось это, и Ли ослепнет на один глаз, этого глаза у него не будет, и это тоже сделал ему Иг. Иг получил девушку и жизнь, а Ли — осколок стекла и полное крушение. Иг приложился к ингалятору, ему снова стало трудно дышать.
Когда Игу наконец хватило воздуха, чтобы говорить, он сказал:
— Ты не можешь со мной идти.
Какая-то часть его уже думала, что единственный способ искупить вину — это расстаться с Меррин, но другая его часть, та самая, которая выменивала крестик, знала, что он этого не сделает. Уже много недель назад он договорился, не просто с Ли, а с самим собой, что пойдет на все,
— А почему нет? — спросила она. — Ведь он же и мой товарищ.
Иг удивился сперва ее словам, а затем самому себе, что не понимал такой простейшей вещи.
— Я не знаю, что он скажет. Может быть, он будет на меня злиться. Он может сказать что-нибудь резкое насчет… насчет обмена.
И как только он это сказал, сразу понял, что говорить не следовало.
— Какого обмена?
Иг потряс головой, но Меррин повторила вопрос:
— Чем вы менялись?
— А ты не будешь злиться?
— Не знаю. Расскажи, а потом посмотрим.
— Когда я нашел твой крестик, я отдал его Ли, чтобы он починил. Но затем он оставил крестик у себя, и, чтобы получить его обратно, я предложил обмен. И менял я как раз эту петарду.
— Ну и что? — наморщила лоб Меррин.
Иг беспомощно смотрел на Меррин, желая, чтобы она поняла, но она ничего не понимала, и тогда он сказал:
— Он хотел держать его у себя, чтобы иметь повод с тобой познакомиться.
На секунду глаза Меррин затуманились непониманием, а затем прояснились: она не улыбалась.
— Ты думаешь, ты обменял… — начала она и резко остановилась. Через секунду она начала снова, глядя на него с леденящим спокойствием — Ты думаешь, Иг, что обменял эту штуку на меня? Вот так ты себе это представляешь? Если бы Ли вернул этот крестик мне, а не тебе, мы с ним были бы… — Эту фразу она тоже не продолжила, потому что, продолжая, была бы вынуждена признать, что они с Игом теперь вместе; нечто такое, что они оба понимали, но не решались сказать вслух. Тогда она начала в третий раз: — Иг, я оставила его специально для тебя.
— Ты оставила его… почему?
— Я изнывала. Изнывала от тоски. Я сидела и представляла себе, как еще сотни раз буду так же сидеть в этой церкви на солнце, умирая воскресенье за воскресеньем, а тем временем отец Моулд будет балаболить про мои грехи. Мне нужно было что-нибудь такое, чего я могла бы ждать. Какая-нибудь причина, чтобы находиться здесь. Мне не хотелось слушать, как какой-то мужик говорит о грехах. Я хотела что-нибудь сделать сама. А затем я увидела тебя, сидевшего, как маленький ханжа, жадно внимавшего каждому слову, словно это было очень интересно. И я поняла, Иг, я тут же поняла, что игра с головой такого раздолбая обеспечит мне много часов развлечения.
Но так уж случилось, что в конце концов Иг отправился к Ли Турно один. Когда Меррин и Иг пошли назад к коммунальному центру, чтобы собрать коробки от пиццы и пустые бутылки, раздался раскат грома, продолжавшийся не меньше десяти секунд, низкое постоянное ворчание, которое не столько слышалось, сколько ощущалось. От него все кости в Иговом теле задрожали, как камертон. Через пять минут дождь уже барабанил по крыше настолько громко, что, дабы быть услышанным, Игу приходилось кричать Меррин, хотя та стояла рядом. Стало темно, ливень хлестал с такой силой, что из открытых дверей не было видно тротуара. Они было думали доехать до Ли на велосипедах, но приехал отец Меррин, чтобы отвезти ее домой в своем фургоне, так что не представилось возможности идти вместе куда бы то ни было.